Граф де Мартель сел сам лишь после того, как слуга принес стулья, и мы разместились на них. На столе я увидел костяшки домино. Из них, как из кирпичиков, было сооружено нечто напоминающее игрушечный замок. Мое воображение представило сцену: одинокий, похожий на невеселого ребенка старик часами строит уверенными пальцами замки и также неторопливо и методично разбирает их. Но сейчас он смотрел на нас тяжелым взглядом, крутя в пальцах голубую бумажку, похожую на обрывок телеграфной ленты.

— Мы уже слышали, господа, — сказал он наконец.

Атмосфера дома угнетающе действовала на мои нервы. Женщина, сидящая в полутьме, напряженно пытаясь расслышать слова, невпопад кивала. Мне казалось, что разрушительные силы толпятся вокруг этого дома, чтобы снести его до основания.

— Тем лучше, полковник Мартель. Мы таким образом освобождаемся от печального долга. Буду откровенен, теперь нам остается получить от вас информацию о вашей дочери.

Полковник не спеша кивнул. Лишь сейчас я впервые заметил, что он теребит листок бумаги только одной рукой. Левая рука отсутствовала, и пустой рукав был засунут в карман.

— Мне по душе ваша прямота, мсье, — сказал он. — В этот трудный момент мы не поддаемся слабости. Ни я, ни мадам. Когда мы сможем забрать ее?

Я содрогнулся, взглянув в его спокойные, холодные глаза.

— Очень скоро. Вам известно, где нашли мадемуазель Мартель?

— В каком-то музее восковых фигур, мне кажется. — Голос его звучал холодно и безразлично. — Убита ударом ножа в спину. Вы можете говорить все. Жена все равно не слышит.

— А она действительно умерла?! — неожиданно протянула женщина. Протяжный выкрик пронзил наш слух. Мсье Мартель поспешно перевел на нее свой холодный взгляд. Мадам замолкла, беспомощно моргая. Ее лицо вновь обрело неподвижность маски.

— Мы надеемся, — продолжал Бенколен, — что родители смогут пролить дополнительный свет на обстоятельства, сопутствующие ее гибели. Когда вы в последний раз видели ее живой?

— Я уже пытался припомнить, но боюсь, что… — На сей раз его безжалостный, осуждающий тон был обращен к себе самому. — Но боюсь, что я не очень интересовался жизнью дочери. Я оставил ее целиком на попечение матери. Сын — тот, бесспорно, должен… Клодин и я были друг для друга практически чужими. Веселая, активная… одним словом, иное поколение. — Граф прижал ладонь ко лбу, пытаясь обратить взор в прошлое. — В последний раз я видел ее за ужином вчера вечером. Раз в месяц, в один и тот же день, я отправляюсь в дом маркиза де Серанна играть в карты. Мы соблюдаем этот ритуал вот уже почти сорок лет. Вчера вечером я ушел около девяти. Она все еще была дома. Я слышал, как она топала в своей комнате.

— Собиралась ли она уходить?

— Не знаю, мсье. Как я уже говорил, — он поджал губы, — я не следил за ее делами. Мать получила от меня полные инструкции, как воспитывать Клодин. Я слишком редко контролировал их выполнение — и вот результат.

Наблюдая за мадам Мартель, я заметил, что ее лицо приняло жалобное выражение. Старой закалки отец и любящая простодушная мамочка. Из того, что я слышал раньше, я понял, что Клодин была полной противоположностью Одетты. Она вытворяла все, что хотела, не вызывая подозрений, и ей все сходило с рук. Видимо, та же мысль пришла в голову Бенколену, и он спросил:

— Если я правильно понял, у вас не было привычки ждать по вечерам ее возвращения?

— Мсье, — холодно ответил старик, — в нашей семье мы не считали это нужным.