— Нам надо еще кое-что успеть сегодня сделать.
Священник направился через Базарную площадь в сторону церкви. Иоганн поспешил за ним. А мадьяр, видимо, только и ждал, когда они выйдут — стоял себе спокойно до этого на крыльце кутузки, а тут припустил следом, припадая на раненую ногу, даже слышно было, как он шумно дышит за спиной. Иоганн тронул священника за край сутаны. Отец Иеремия оглянулся.
— А-а-а, Иштван, — добродушно промолвил он. — Ты по-прежнему не хочешь мне ничего сказать? — мадьяр молчал. — Ну хорошо, я понимаю, ты, вероятно, желаешь, чтобы я тебе отдал твой нож. Не знаю, согласится ли с этим господин фон Вебер, но я постараюсь с ним договориться. Но только не теперь, вечером, сейчас некогда, а после приходи ко мне домой. А лучше завтра — мы можем нынче задержаться допоздна… — мадьяр ничего не ответил, и продолжал идти следом, словно не слышал тех слов, с какими к нему обратились.
Отец Иеремия пожал плечами и отправился дальше. Больше он не оглядывался, в отличие от Иоганна, которому очень не нравилось, что мадьяр дышит ему в спину. Мало ли что он задумал? Страшный человек — не зря же все в деревне его боятся. Но тут отец Иеремия начал своё повествование. И Иоганн почти забыл про мадьяра, а когда, вспомнив, через некоторое время оглянулся, то увидел, что тот не отстает, а затаил дыхание и тоже внимательно слушает рассказ священника.
— Ты, наверное, хочешь знать, что в самом деле произошло? — спросил отец Иеремия. — Думаю, ты и сам обо многом догадался. Прежде всего о том, что корни этой истории лежат в глубокой древности. Рабеншлюхт — оказывается, очень старое селение. Настолько старое, что даже и представить себе трудно. Оно существовало еще во времена первых христиан. Жило здесь дикое племя язычников, поклонявшихся Матери Черной Вороне. Из одного только названия нашей деревни можно было об этом догадаться. У римлян, как известно, были очень серьезные сложности с завоеванием Германии, подчас восставшие племена истребляли целые легионы римлян. Понятно, что Рим не слишком церемонился с местными. Однажды все взрослые жители селения Рабеншлюхт были уничтожены, убиты, и не только мужчины, но и женщины, слишком ожесточенное сопротивление оказали они войскам захватчиков, пощады не было никому. Только несколько детей спаслись — римляне увезли их с собой и продали в рабство. Один из проданных мальчиков вырос в христианской семье, впоследствии он сумел выкупить себя, занял приличное положение в обществе, но память о родных местах, о погибшем племени не оставляла его. Незадолго до смерти он оставил пергамент, в котором кратко описал историю и родовую легенду своего племени. Всё бы ничего, но в пергаменте было написано также, что перед гибелью селения племя успело спрятать в пещере холма Матери Вороны, к северо-востоку от кладбища, огромной ценности клад. Скалу пометили особым знаком-петроглифом: вороной, распустившей крылья. «Но это суетное, пустое сокровище. Истинное ждет нас на небе», — так заканчивал свой рассказ автор пергамента. Если бы все так считали!
Часть документа, очевидно, оказалась утеряна, но другая часть была скопирована и хранилась, возможно, даже не в одном экземпляре, и, вероятно, неоднократно переписывалась. Та копия, что хранилась в доме лесника, была сделана в пятнадцатом веке. Предки лесника были потомками того самого мальчика. Вероятно, мысль о кладе привела их в Рабеншлюхт, который давно уже был отстроен заново, пережил великое переселение народов, многочисленные завоевания, пожары, чуму и другие исторические катаклизмы. Предки лесника осели здесь, но надо полагать, им не удалось найти клад. Мало того, со временем о нем почему-то забыли. Люди были неграмотные, копия пергамента была написана на латыни, хранилась на дне одного из сундуков значительного хозяйства лесничего. Всё бы ничего, да однажды лесник нашел на свою беду рукопись и заинтересовался ею. |