И тут эта пропитая физиономия на глазах опять превращается в вылизанную, лакированную и начищенную розовой, поросячьего цвета, мастикой. Ах, это Индюков! Ванечка Индюков! Собственной персоной! И он, заразо, даже не помнит, как меня зовут! То Ниной называет, то Наной! Да я его, гада… Стоп-стоп-стоп. Не теряй инициативы, Гусева! И я делаю вид, что знать не знаю, ведать не ведаю, что это за тип такой. Ах, мы занимались вместе в «Тонком пере»? Да мало ли я с кем занималась, так уж всех упомнить должна! Что ему, интересно, надо?! Кой черт притащился?! И так день неудачный, а тут еще Индюков, заразо! Дай-ка я с него хоть пачку сигарет выцыганю. Без еды можно прожить, а без курева — ни-ко-гда. Без курева мои мозги отказываются шевелить своими извилинами, слипаются, как ириски в кармане. А стрелять у малолеток хабарики по дворам и парадным в моем возрасте несолидно уже как-то.

Короче, пачкой кэмела я разжилась. Глянула в мешок к Индюкову, а у него там шампанское и конфеты местной подпольной фабрики — «кондитерские изделия — бэ у», ха-ха. Вот жмотина. Однако, делаю вид, что удивляюсь расточительности Индюкова и пропускаю его в квартиру. Похоже, потрепало нашего классика изрядно по жизни. И если разорился на вино и конфеты — значит, на меня виды какие имеет. А если имеет виды, то явно не в долг просить. А если ошибаюсь и попросит, то полетит с третьего этажа ангелом небесным. Ишь, лысину какую нарастил. А она ему идет, между прочим, на колобка похож становится, пухленький такой, домашний. Волосатых вообще не люблю — грубые они, неотесанные. Тьфу на волосатых! Они только воображают, что чем больше на них растительности, тем они аппетитнее выглядят. Как же, павианы косматые, разбежались! С лысым всегда можно договориться. И лохануть лысого легче. Сейчас мы попробуем этого сделать.

Васька по-прежнему хвостиком за мной, в сторону — ни чуть-чуть. Шаг влево-шаг вправо… На Индюкова подозрительно смотрит. Не верит ему Васька. И я не верю. Но выжать что-нибудь надеюсь.

— Ну дык, чего надо? — спрашиваю Индюкова, усадив его в старинное кресло с выскочившей пружиной — пусть почувствует себя неуютно. Кого на кол посадили — сговорчивей бывает, чем тот, кто расслабился и думает, что раз впустили, так он все может. А мне нужен сговорчивый Индюков, другого какого себе забирайте, если вам хочется, а вообще-то мне вовсе не Индюков нужен, мне новый винт нужен, остро — как пружина в заднице. И желательно, чтобы деньги потом не отдавать. Интересно, сумею с него пару тыщ выжать? Ну не две, ну полторы хотя бы, а?

Индюков мнется, устраиваясь поудобнее. Но у него слишком круглый зад, чтобы пружина могла его миновать. Покрутившись слегка так-сяк, он встает и говорит:

— Нонна, я не просто так, собственно, пришел.

— Я тоже так думаю, — отвечаю я. А потом заставляю его покраснеть и довольно, и противно внутри себя ухмыляюсь: — Что ж это ты весь извертелся так? Мало ли что у меня кровать не прибрана? Ты же не предупредил, что заявишься. Учти, Индюков, если насчет секса, то и не заикайся. Ни сейчас, и никогда. Такие, как ты, мне как мужики не нравятся по определению.

— Я по делу, я и ничего такого… — он сбился и смотрит на меня так, словно у меня рожки на макушке выросли.

— Ах, по делу… — так, Гусева, кончай ехидничать, перегибаешь! Тебе нужны полторы тыщи али нет? Смотри, сбежит ведь.