— Ну вот, все и готово, — добродушно пророкотал он. — Собрал все подписи. Только не сумел от мадьяра добиться. Говорить с ним — никакого толку. То ли не понимает, что хочешь втолковать ему, то ли не хочет понимать. А вы все уже узнали, что собирались, святой отец?

— Да, в общем, мне все понятно, — ответил священник. — только вот еще скажите, Анна, это не ваша лента? — он показал ей лоскуток, найденный утром Иоганном в лесу.

Лесничиха взяла ленту в руки, внимательно ее осмотрела и отрицательно покачала головой.

— Ну тогда всё. Генрих, надо найти Иоганна и тогда, если вы готовы, мы можем отправляться в путь. Кстати, очень хотелось бы видеть вас обоих завтра утром на службе в храме.

17

Поднявшись по скрипучим ступеням на второй этаж — лестница со двора, чтобы не тревожить хозяйку — молодые люди попали в просторную, почти квадратную комнату. Никого из чужаков в комнате не оказалось, лишь остатки неубранной трапезы еще лежали на столе, да нехитрый скарб был растолкан под лежанки вдоль стен. Иоганн поискал глазами распятие, но вместо него увидел короткую сучковатую доску, на которой стояла глиняная статуэтка вороны. Ворона — крупная, даже толстая, вместо глаз маленькие черные пуговки — была аккуратно склеена из разбитых кусочков. Видно, кто-то уронил по нечаянности, но затем не поленился, собрал все до единого осколки и склеил игрушку заново. Только игрушку ли? На месте распятия?

Запах пота и чеснока, и еще какой-то, похожий на то, как пахнет позавчерашняя тушеная капуста с сосисками — блюдо, которое Иоганн терпеть не мог — заставил юного сыщика быстрее миновать комнату и остановиться у распахнутого Мартином окна.

— Смотри! — Мартин тоже с удовольствием вдохнул свежий воздух. — Холм видишь?

Этаж был всего второй, а сосны и тисы за окном куда выше, но на север от дома начиналась глубокая ложбина, за которой виднелся высокий лысый холм. Пара километров, решил Иоганн, на глаз прикидывая расстояние. Даже без подзорной трубы можно было запросто разглядеть редкие чахлые кустики, что пытались закрепиться на склоне. А так разнотравье, цветы — горбатый луг да и только. Горбатый луг с каменной шапкой: на самой макушке холма не росло вообще ничего.

— Странный какой… — заметил Иоганн. — На других лес растет, а этот словно бритвой выскоблили.

— Это особый холм, — кивнул Мартин. — Мы думаем, именно на него вернется Мать-Ворона…

— Кто? — прыснул Иоганн, невольно оборачиваясь к толстой глиняной вороне с глазами-пуговицами. Молодой чужак насупился, помрачнел лицом, прищурился недобро.

— Будешь зубы скалить, — предупредил он, — в лоб дам. И никакого уговора больше.

Мысленно обругав себя, Иоганн принял виноватый вид. Это он умел. Иной раз напроказничает, попадется под горячую руку матушке — та его розгами готова отстегать, а физиономию повинную увидит, выругается в сердцах, махнет рукой, да и отстанет.

— Мать-Ворона за бедных и сирых заступница, — продолжил Мартин. — Кто истинно верует, того от бед оберегает, надежду дает, удачу приносит. Больных от недугов излечивает. Нужно только инци… ицни… и-ни-ци-а-ци-ю пройти.

На трудном слове чужак запнулся, но справился, выговорил по слогам. Посмотрел на Иоганна — не смеется ли? — и продолжил дальше.

— Когда-то она защищала всех: не было ни бедных, ни богатых, только счастливые. Эти времена Золотым веком называются. А потом пришли люди с козлиными головами и убили Мать-ворону. Выгодно им было, что появятся несчастные, бедные и больные.