Расшумелись, размахались палками, даже поставили друг другу пару синяков. Впрочем, подумаешь, синяки, едва до настоящей беды не дошло. Войдя в азарт, они и не заметили, как оказались за забором в лесу. Лишь когда племянник отца Иеремии, споткнувшись, полетел в траву и чуть не угодил в больший волчий капкан, приятели, наконец, угомонились. Побледневший Иоганн с ужасом посмотрел на острые зубья капкана, а Мартин протянул ему руку, помогая встать, и виноватым голосом произнес:
— Извини, забыл совсем. Не стоит нам в эту сторону ходить.
— Волки что ли?
— Да какие здесь волки… От привидений это. Они на холме часто появляются… Сторожат Мать-Ворону, а потом злобу свою на чем ни попадя вымещают. Собаку вот недавно убили. Да что собака, и люди, бывало, пропадали. Один точно. Думаешь, почему мы мимо колодца так проскочить хотели? Когда почитай каждый день призраков видишь, поневоле начнешь шарахаться. Может, кстати, и не Мать-Ворона, может эти самые привидения до Феликса добрались… Хотя вряд ли. Неприятный он был, все ходил, чего-то искал, вынюхивал… И еще говорят: к жене лесника клинья подбивал.
— Слушай, а давай на холм сбегаем? — неожиданно предложил Иоганн.
— Зачем это? — опешил Мартин. — Нельзя туда. Да и дядя твой сказал, чтоб ты никуда со двора.
— А мы быстро! Одна нога здесь, другая там. В интересах следствия, а? Если там привидения бывают, должны же от них какие-то следы оставаться?
— Мы туда не ходим, — отрезал Мартин. — Не положено.
Но Иоганн не отставал. Принялся убеждать Мартина, что днем на холме им ничего не грозит, тем более, вдвоем. Сначала тот уперся крепко, с места не сдвинешь. Не положено и все тут. Стали разбираться кем не положено, и выяснилось, что запрет этот сложился как-то сам собой… Первый знак — ту самую разбитую глиняную ворону, что теперь стоит на полочке в комнате — обнаружил Студент. Имени его никто не знал, но уважали крепко. Когда Ганс привел Мартина в общину — еще там, в городе — уже тогда считалось, что Студент слышит голос Матери-Вороны. Он и предостерегал всех от посещения холма, ходил сам, а оттуда приносил перерисованные на бумажный лист знаки, и вся община толковала их, принимая совместно решения. Знаки те, объяснял он, проявляются на скале, но увидеть их дано не каждому. Слепым да глухим идти к Матери-Вороне — только гневить ее. Поначалу, как сюда приехали, думали, что вот оно счастье — рукой только ухвати, помоги Матери-Вороне в мир вернуться. Да не все так просто оказалось… Долгим к ней путь оказался, трудно знаки искать. Кто-то в вере сомневаться начал. И Студент пропал. Поначалу искали — нигде найти не могли, в город даже ездили. А потом откуда-то слухи поползли, что с ума он сошел, в реку кинулся. Говорят, выловили где-то ниже по течению. Но так или нет, не знает никто, спрашивали в соседних деревнях — никто ни слуху, ни духу об утопленнике. Тогда вот и стали появляться призраки. Чтоб окончательно людей прогнать и не дать Матери-Вороне в мир вернуться. И ворон тогда же убивать начали.
Когда Мартин дошел в своем рассказе до появления первых призраков, они с Иоганном уже давно пробирались едва видимой тропкой на другую сторону ложбины.
Иоганн крепко держал в руках палку-«алебарду» и внимательно поглядывал по сторонам, а молодой чужак на всякий случай вытащил нож. Никаких призраков-привидений, однако, им по дороге так и не встретилось. Пару раз из высокой травы взлетали крупные серые птицы, недовольно ругаясь на своем птичьем языке, да юный сыщик принял за змею толстую кривую ветку и начал колотить по ней «алебардой». Впрочем, змея сразу же хрустнула и сломалась, а Иоганн облегченно выдохнул. На самом дне ложбины деревья тесно переплетались кронами, почти не пропуская солнечные лучи. |