Теперь я обращу свой взор на Эннистонские палаты, современную (впрочем, сейчас уже не очень современную) пристройку к Институту. Палаты, как я уже объяснил, — здание двадцатых годов, смыкающееся с Институтом под прямым углом. «Нос», или сужающийся конец здания, со строгим, но красивым подъездом для публики, находится на той же улице, что и вход в Институт, поскольку их стены примыкают одна к другой. Палаты простираются в глубь участка, мимо открытого бассейна, от которого их отделяет сад и высокая буковая изгородь. (Окна комнат, выходящие на бассейн, имеют двойное остекление.) Разумеется, люди лечились здешними водами с незапамятных времен — может быть, с тех пор, как вообще поселились в этих местах. Конечно, курорт существовал в Эннистоне еще в семнадцатом и восемнадцатом веках, и в здании восемнадцатого века одно крыло было отведено под отдельные ванны для больных и процедурные кабинеты. В девятнадцатом веке эти помещения уже располагались в здании собственно Института, но их сильно сократили, когда был построен закрытый бассейн. После Первой мировой войны, в пору повального увлечения чудодейственными целебными средствами, городской совет решил вложить средства в новое здание и извлечь из науки побольше денег.

В Палатах располагаются кабинеты врачей, кабинеты для служащих, массажные кабинеты, грязевые ванны, спортивный зал, общая гостиная, но здание в целом названо по роскошным спальням с отдельной ванной при каждой. Эти большие комнаты, построенные по образцу аналогичных помещений на европейских курортах, предназначались для состоятельных больных. Отделаны они были в стиле ар-деко и умудрялись выглядеть одновременно сурово, экзотично и безжизненно. Преобладали два цвета, черный и белый, с отделкой бежевым, оранжевым и светло-зеленым. Здесь было множество треугольных зеркал с зигзагообразными краями, а также стулья из закрученных металлических трубок, которые угрожающе гнулись, когда на них кто-нибудь садился. Кровати на колесиках тоже были из металлических трубок и стояли у резных изголовий из светлого дуба, прикрепленных к стене.

За двойными дверями с жалюзи располагались ванные комнаты со стенами из радужного цветного стекла, украшенного изображениями худых экстатических дам на вершинах холмов, скачущих оленей, огромных коктейлей, аэропланов, дирижаблей и тому подобного; еще здесь была обитая мехом мебель и множество альковов, закрытых решетками в мавританском стиле. Сами ванны (черные, утопленные в пол, в форме тупоносых лодок) были достаточно велики и глубоки, чтобы пловец мог проплыть в них пару гребков. Лишь большие золотистые бронзовые краны эпохи Эдуарда напоминали о более позднем времени. Их установили по ошибке, весьма расстроившей шведского архитектора, но так и не заменили, потому что к тому времени стоимость постройки уже превзошла все мыслимые сметы. (Большая часть арматуры была закуплена в Швеции; это тоже вызвало жаркие дебаты.) Я использую в описаниях прошедшее время, поскольку со дней своей славы Палаты сильно изменились. Знаменитый бело-оранжевый сервиз (с орнаментом «восход») по большей части побился и не был восстановлен; то же случилось с зеркалами-зигзагами и радужными стеклами. Металлические трубки-змеи просели под тяжестью многочисленных тел, и их сменили уродливые крепкие стулья.