Версту под собой оставил, пять, десять, а следов нет. Тревожно ему стало. Развернулся в закатную сторону. Там Рязань, город крупный, с крепкими бревенчатыми стенами, с ратниками княжескими. А в лихую годину рязанские мужики все, как один, на защиту своих земель вставали. Опять же, сомнение берет. Татарский отряд не велик, на город напасть не осмелится. Ноги оттуда можно не унести. Однако же – отрядец сей может быть частью крупного.
Опа! Кое-где следы полузаметенные конские увидел Коляда. Поторапливаться стал. А еще верст через десять, в Кабаньей балке, татар увидел. Сначала дымок узрел, а потом и самих басурман. Костры развели в низине, со стороны смотреть – и не видно. Греются у костров, в котлах походных говядину варят да кур. Для татарина мясо – главная еда, да чем жирнее, тем лучше, зимой не так мерзнешь.
Прикинул Коляда – сотни три степняков. Это уже серьезно. Предупредить рязанцев надо, благо застава порубежная недалеко. Летом-то, почитай, у каждого брода стоят, а зимой числом поменее на шляхах накатанных.
Заставу обнаружил верст через десять, пролетел мимо, опустился на дорогу в пустынном месте, обернулся из филина в прежнее обличье, к заставе направился. Приметили его, дружинник с коротким копьем-сулицей на дороге встал.
– День добрый, молодец! – поприветствовал его Коляда.
– И тебе исполать, прохожий.
– Татары числом три сотни впереди стоят, из Дикого поля пришли. Две деревни порушили, людей живота лишили. Передал бы ты своему десятнику: в Рязань скакать надо, князя известить.
– Да ну?! Сейчас все десятнику повторишь.
Дружинник на заставную избу побежал. Неуклюже, поскольку под широким тулупчиком броня латная, тяжелая. Как скрылся он, Коляда присел, крутанулся, филином обратился. Его дело – весть грозную передать, а уж дружинники сами решать должны. К князю скакать либо вылазку делать, самим убедиться. Только вылазка дорого обойдется. Не любят себя татары раньше времени обнаруживать. Дружинников стрелами калеными посекут, и вся недолга.
Первуша, пока Коляда отсутствовал, выспался. Чего в чужой избе бока отлеживать? Решил сбегать к деревне. Жилет меховой у двери висит, заместо зипуна будет. И заблудиться невозможно, по следам Коляды пойдет. Что-то долго чудной старик не возвращается. Оделся, опоясался веревкой пеньковой, что обочь двери висела, вышел из избы и попятился. В десяти шагах перед избой, прямо на следах от валенок Коляды, волк сидит. Огромный, серый, глаза зеленцой отливают. Оторопь Первушу взяла. Из избы выйти – зверь набросится. Лучше отступить. Прикрыл дверь, притих, в щелку посмотрел – нет волка. Пропал! И следов от волчьих лап нет, как будто причудилось ему. Но рисковать больше не стал. Разделся, на теплую печь залез. Случайно волк к жилью Коляды вышел или колдун такую охрану поставил? Решил спросить у дядьки, когда вернется. Не зря, наверное, люди про него разное говорят. А там – кто его знает. Лес-то Ведьминым прозывают, стало быть не Коляда главный в нем.
На крыльце ногами застучали, кто-то снег с валенок отряхивал. Первуша дерюжкой прикрылся, сделал вид, что спит. Но приглядывал через щелку.
Вошел Коляда. Усы и борода в инее, брови тоже. Отшельник тулуп снял, потер озябшие руки, к печи приложился.
– Все спать-почивать изволишь? Вставать пора.
Первуша вскочил:
– Да я не спал вовсе.
– Слушай. Был я в деревне, нерадостную весть тебе принес. Нет у тебя больше семьи.
У Первуши слезы на глаза навернулись. Как это нет? Куда тятя и мамка делись, братья его?
– Врешь поди, дядька, – насупился Первуша.
– Эх, малец, – вздохнул Коляда. – Зачем мне тебя обманывать? Вырезали-вырубили татары жителей, в живых никого не осталось.
– А как же я? – растерялся Первуша. |