Изменить размер шрифта - +
И так ему казалось, что все говорят, обращаясь к нему. В поезде, в автобусе, в комнате гостиницы, где кроме него было еще четыре человека, — все говорили, рассуждали, спрашивали, ждали ответа.

 

Девушка в белой наколке подошла к столику, за который сел тот, выпивший, и повторила:

 

— Давайте выйдем, гражданин.

 

Он ответил с легким грузинским акцентом:

 

— Ты пьяных не бойся. Ты подлецов бойся. А пьяных люби, пьяных ты обожай.

 

— Вы, гражданин, не тыкайте, — сказала девушка.

 

Пьяный, глядя на Сергея, сказал печально и доверительно:

 

— Не хочу я жить громко, а хочу я жить тихо… А не получается: громко живу… Вот и она — сейчас устроит скандал… И сообщит на место работы. А с места работы сообщат кому? Жене…

 

Снова отворилась дверь, и вот через зал, прямо к Навашину идет давешний попутчик, сосед по вагону. Да, это он материализовался.

 

— Здравствуйте, — сказал он так, будто они условились о встрече и пришли в то самое назначенное время. Сергей даже не успел ответить на приветствие: к столу бежала девушка. Она улыбалась. Более того, сияла.

 

— Здравствуйте, Зиночка. Яичницу и кофе. А моему соседу…

 

— Яичницу и кофе, — как эхо откликнулся Навашин.

 

— Опять этот напившись пришел, — пожаловалась девушка. — Никак не выведу. Придется Фомича звать или уж прямо милицию.

 

— Будет вам, Зиночка! Ну кому он мешает? Ведет себя пристойно, не дебоширит. Завидую пьяным: всем кажется, что они свиньи, а они себе кажутся птицами.

 

— Нет, — сказал Навашин, — в нем нет никакой гордости. Он грустный пьяный.

 

И, словно услышав это, пьяный сказал:

 

— Она меня не понимает… Что из того, что я дома сижу? На самом-то деле я далеко. А вот сейчас — далеко, а на самом деле — дома. Потому, что думаю про дом. И хочу домой. Это надо понимать. А жены этого не понимают… Нет, не понимают…

 

Он говорил печально и будто спрашивал. Официантка передернула плечиками и побежала выполнять заказ.

 

— Да-а… — произнес попутчик. — Стройная система взглядов. Он здесь в командировке уже недели две, я видел его перед отъездом в Сосьву и вот сейчас опять. Не дебоширит, но пьет изо дня в день. И сейчас довольно толково объяснил нам причину запоя…

 

— Ну, не так чтобы уж очень толково, — сказал Навашин и почти против воли добавил: — Послушайте… В вагоне вы сказали, что вы — журналист.

 

— Так точно.

 

— Местный или московский?

 

— Московский.

 

— Я выяснял, мне сказали, что из Москвы двое — Аркадьев и Поливанов. К одному я пошел, но он не стал меня слушать. Впрочем, когда я его увидел, я решил, что все равно не стану ему рассказывать.

 

— Совершенно правильно решили. А какое у вас дело?

 

— Я побывал в инвалидном доме. В Веселых Ручьях. Отсюда недалеко, полтора часа на автобусе. Я должен был передать письмо одной женщине. И то, что я там увидел… Даже понять нельзя…

 

— Чего же вы не поняли? Впрочем, я вам сейчас все расскажу. Директор пьет?

 

— Пьет.

 

— Не кормит?

 

— Нет.

 

— Не лечит?

 

— Нет.

Быстрый переход