|
Честь. Истина. Сострадание. Милосердие. Совесть. Из всех этих слов только слово «долг» звучало сейчас с трибун и с газетного листа. Остальные слова умерли. Или оцепенели, как деревья зимой. Или погрузились в летаргический сон. Не слова, а призраки. Но вот Герцен не расставался с ними… И Малинин тоже.
— Понимаешь, — сказал однажды Петр Николаевич, вернувшись с работы, — подходит ко мне Львов — ну, помнишь, я тебе рассказывал? Архитектор, а заочно учится на истфаке. Подходит и говорит: «У вас, Петр Николаевич, я слышал, очень интересная библиотека и много книг по истории Гражданской войны…»
Петр Николаевич умолк. И озабоченно заходил по комнате.
— И что же? — с недоумением спросил Сергей.
— А то, что придется жечь…
— Что жечь?
— Книги. Книги, милый друг. Неужели ты не понимаешь, такие вопросы зря не задаются. Он прослышал. Хочет проверить. И значит, сюда не сегодня завтра заявятся. Надо жечь…
— Послушайте, парень интересуется историей, вы же сами говорили, что он с детства…
— Замолчи! Отстань! Почему ты такой настырный? Вот я сразу понял, что ты настырный, как только вы с матерью заявились на эту квартиру. Неужели ты не понимаешь, что может означать такой вопрос? Так прямо и заявил: «Очень интересная библиотека…»
…Ночью они затопили печь. Петр Николаевич снял с полки книгу — по серому фону переплета шли вперемежку красные и черные буквы: «Как вооружалась революция». Петр Николаевич оторвал картонный переплет, оцарапал руку и с остервенением бросил книгу в огонь. Пламя послушно вцепилось в легкие листы, и Петр Николаевич послал вдогонку «Поход на Вислу». Обложка обгорела с краю и задымилась.
— Мать твою… — сказал Петр Николаевич.
…Сергей отрывал переплеты, рассыпал книгу на страницы, Петр Николаевич посылал ее в печь по листку. Едва он кидал кипу потолще, огонь начинал задыхаться.
— Черт бы его подрал, этого Львова… архитектор. На кой бес ему история?
— А вам? Вы строитель. На кой черт вам история, и жития святых, и «Всемирный путешественник», и…
— Заткнись. Что у тебя там?
— Лариса Рейснер.
— Красивая была женщина.
— Может, оставим? Она умерла.
— Она была женой Радека. Давай сюда. — И Петр Николаевич сам отодрал темную обложку, на которой угловатыми красивыми буквами отчетливо было написано: «Фронт. 1918 год».
Воспоминания генерала Деникина… Воспоминания генерала Краснова… Воспоминания адъютанта Май-Маевского…
— Страшно? — спросил Сергей.
— Страшно, — ответил Петр Николаевич.
— А меня вы не боитесь?
— Заткнись…
— Чего вы боитесь? Ведь вы ни в чем не виноваты.
— Не говори о том, чего не понимаешь. Слышишь? В двери стучат… Все… Иди отопри. И сразу к себе в комнату. Ты ни при чем. Слышишь?
Сергей вышел в коридор, чуть постоял перед входной дверью, потом спросил:
— Кто тут?
— Сережа, это я…
Это была Арутюнова. Она плясала на свадьбе у приятельницы и в сутолоке забыла взять с собою ключи. |
