На улице Ильнур, взобравшись на одну из телег, отдавал Дементию распоряжения. Двое крестьян уже распахнули двери сарая и сносили туда все принадлежности старика. Турок с тонкими усиками, тот самый, который Алаидой был, стоял чуть поодаль в тени дома и молча наблюдал за происходящим. На лице его ясно читалось выражение вселенской скуки и желание поскорее закончить с нудным переездом.
– Об чем говорить будем? – Услужливо подсунул в руку Юсупу рюмочку с какой‑то мутной жидкостью Калаха.
– Ты меня споить хочешь? – поморщился Юсуп.
– Никак нет! Это медовая настойка. Совсем спирта не содержащая! Чистейший напиток. Избавляет, между прочим, от изжоги и червяков в желудке.
Юсуп молча поставил медовую настойку на краешек стола. Он никогда не страдал изжогой.
– Я вот что хотел спросить… – Еще один взгляд на улицу удостоверил его в том, что Ильнур вполне управляется с переездом. – Ты, Калаха, присаживайся. Скажи мне, замечал ли ты что‑нибудь странное в городе, связанное с дамочкой по имени Аиша?
Калаха послушно присел, взяв в обе руки рюмочку с медовой настойкой. Как и всякий чистокровный турок, он не любил смотреть на то, от чего другие отказались, а предпочитал забирать себе.
– Что конкретно вас интересует?
– Ну, прежде всего, когда она вообще появилась в городе? – Уже спросив, Юсуп вспомнил, что допросом купца хотела заняться Алаида. Что ж, придется ее разочаровать. Действительно, зачем тратить попусту время, если все можно сделать сразу?
– В городе – не знаю, а вот когда она впервые вышла на рынок – это могу точно сообщить. Сегодня… третья неделя без одного дня. Я хорошо помню тот день. Шуму было – ужасть! А все из‑за того, что она, Аиша ваша, привела на базар своих охранников.
Юсуп насторожился, напрягая мозг.
– Странные они какие‑то были… – меж тем беззаботно продолжал Калаха, перекатывая рюмочку с настойкой в потных ладонях. Все сказанное мгновенно им забывалось, так что если кто‑нибудь вдруг спросил бы его об этом разговоре, то Калаха ответил бы, что ничего такого не было, а в полдень он просто спал у себя дома, совершенно, между прочим, без сновидений. – Длинные, в черных плащах и бледные. На улице солнце уже третий месяц печет, жара невыносимая, а они – бледные, словно только что откуда‑то с севера явились! Ходили вокруг да около, все вынюхивали что‑то, но с женщины глаз никто не сводил. И когда один знакомый мой, Пакух, попытался незаметно обсчитать ее, Аишу то есть… ну, вы, надеюсь, понимаете, что в нашем ремесле без этого никак не обойтись. Каждый зарабатывает свой хлеб, как может, на честные заработки в нашем городе не проживешь…
– Не отвлекайся, – поторопил Юсуп. Ему не терпелось узнать, что сделали охранники Аиши с беднягой Пакухом.
– Ну, заметили, принялись мять Пакуху бока. Палками побили, ногами попинали, лицом в грязь пару раз ткнули. Неведомо, что бы они с ним дальше делали, но тут наши мужики набежали. Из местных, которым лишь бы подраться, и такая куча мала получилась, что видно ничего не было на версту вокруг! Пыль столбом еще два дня стояла. И самое странное знаете что? Когда драка закончилась, оказалось, что и Аишы, и охранников ее и след простыл, а мужики сами с собой мутузились, даже не замечая этого. Пакуху от своих же больше досталось, нежели от чужих. В драке ему челюсть свернули и нос расквасили так, что уж и не выровняют, наверное, никогда.
– А не замечал ли ты на обуви этих самых охранников ничего странного?
– Того не ведаю! – Калаха попытался перекреститься, но едва не разлил настойку.
«Оказывается, он еще и христианин», – довольно подумал Юсуп. К христианам нелюди обычно не совались, предпочитая иноверцев, которых в городе было значительно больше. |