— Какой у васъ здѣсь непріятный запахъ, — сказала она, стараясь выразиться какъ можно мягче.

— Живутъ много, ваше превосходительство. Народъ все бѣдный, неимущій, сироты, — поясняла Кружалкина. — Тутъ у нихъ и пеленки, и сапоги. Матрена Ивановна! Къ тебѣ пришли! Благодѣтельница пришла! — крикнула она Охлябиху, заглянувъ изъ кухни въ корридоръ.

Барыня озиралась по сторонамъ и, наконецъ, произнесла.:

— Послушайте, дайте мнѣ гдѣ-нибудь присѣсть, чтобъ не замараться.

— А вотъ я вамъ сейчасъ табуреточку оботру. Сейчасъ, сейчасъ… — засуетилась Кружалкина… схватывая некрашеную табуретку и полотенце. — Пожалуйте…

— Но не могу-же я въ кухнѣ… Вы меня проведите къ самой Охлябиной.

Кружалкина сейчасъ вспомнила, что тамъ у ней лежитъ пьяный жилецъ-портной, и отвѣчала:

— Да у ней, сударыня, хуже… Понятное дѣло, что живетъ среди угловыхъ жильцовъ, а здѣсь въ кухонькѣ я одна существую. Вотъ теперь табуреточка чистенькая, — прибавила она, обтеревъ ее полотенцемъ. — Пожалуйте.

— Мнѣ именно и хочется посмотрѣть, какъ живутъ угловые жильцы. Нѣтъ, вы меня къ ней проведите.

— Да ужъ пожалуйте, пожалуйте, коли вамъ такъ угодно.

Онѣ сдѣлали нѣсколько шаговъ по корридору, и Кружалкина отворила дверь въ комнату. На барыню теперь ужъ пахнуло сильнымъ перегаромъ водки и махорки. Барыня стала кашлять и прикрыла носъ и ротъ носовымъ платкомъ.

— Охлябиха, чего ты валандаешься и не идешь? — сказала Кружалкина. — Вотъ барыня теперь къ тебѣ ужъ сама.

— Сейчасъ, сейчасъ… Извините, сударыня… Очень ужъ я не въ порядкѣ была. Вотъ только юбченочку на себя накину и платокъ… — послышалось изъ-за розовой ситцевой занавѣски на шнуркѣ, которой была раздѣлена комната на двѣ половины.

Барыня покосилась и обозрѣла первую половину комнаты. Стояли три койки, изъ коихъ одна на березовыхъ полѣньяхъ, выглядывавшихъ изъ-за сѣраго одѣяла. На одной койкѣ, покрытой овчиной полушубка, лежалъ, обернувшись къ стѣнѣ, босой субъектъ съ всклокоченной головой, въ жилеткѣ, изъ проймъ которой выглядывали ситцевые рукава рубахи. Субъектъ храпѣлъ отчаянно. Барыня невольно посторонилась отъ его койки, оглянулась и, видя, что лакей стоитъ въ дверяхъ, успокоилась.

— Вотъ и стуликъ здѣсь есть. Пожалуйте на стуликъ присѣсть, ваше превосходительство, — бормотала Кружалкина. — На стуликѣ вамъ будетъ много спокойнѣе.

Барыня присѣла, продолжая держать платокъ около носа, и сказала Кружалкиной:

— Вамъ непремѣнно надо почаще провѣтривать комнату.

— Да конечно оно слѣдуетъ, барыня-сударыня, а только ужъ олень выстужается комната-то, а наши жильцы тепло любятъ. Вѣдь ужъ и такъ черезъ день топлю, а дрова дороги.

Изъ-за занавѣски показалась Матрена Ивановна Охлябина, запахиваясь на груди и животѣ сѣрымъ суконномъ платкомъ, кланяясь и говоря:

— Ужъ вы извините, ваше превосходительство, что я заставила васъ долго дожидаться. Очень ужъ я была несуразная, показаться-то мнѣ было нехорошо.

— Вы Матрена Охлябина, вдова? — спросила ее барыня.

— Точно такъ, ваше превосходительство, настоящая вдова и четверо дѣтей у меня, малъ-мала-меньше… — отвѣчала Охлябина, поклонившись.

— А гдѣ-же ваши дѣти, Охлябина?

— Дѣти-то? Да одна большенькая дочка въ школѣ у меня, благодѣтельница, а другой махонькій мальчикъ спитъ за занавѣской. Хворенькій онъ, барыня…

— А остальные двое?

— Остальные-то? Въ пріютѣ, ваше превосходительство.