Претензии к рок‑музыкантам у Тимашука были того же свойства. Эти кривляющиеся мудозвоны, заполонившие все программы телевидения, олицетворяли для него новые времена. Ему часто хотелось всадить всю обойму табельного ПМ в беснующихся на экране ублюдков с их кривыми гитарами.

И единственное, в чем он черпал энергию для жизни, было понимание, что все это – грязная пена, гниль, под которой скрываются здоровые, сильные корни России. Чуть раньше или чуть позже схлынут мутные воды, к власти придут люди, которые умеют не только болтать и глушить водяру. Россия выстоит, она и не такое переживала.

Выстоит Россия, обязательно выстоит.

Об этом думал подполковник Тимашук, пока Ил‑76 совершал гигантский прыжок из московской ночи в забайкальское утро – над бесконечными степями, лесами, горами, полноводными реками, снова лесами и снова степями. Луна блестела на крыле, потом вспыхнул солнечный луч, а Россия внизу все не кончалась и не кончалась.

Господи, помоги России!

В аэропорту Читы подполковник Тимашук пересел в присланный за ним Ми‑4. Тень вертолета пересекла окраинные кварталы, заскользила вдоль Транссиба, по которому длинными ржавыми гусеницами тянулись грузовые составы. Где‑то там, среди них, был и литерный состав из Улан‑Удэ. У разъезда, где от Транссиба ответвлялась однопутка, вертолет свернул к югу, к Потапову. Изменился масштаб земли.

Изменились, вернулись из надоблачных высей к конкретной жизни и мысли подполковника Тимашука.

* * *

Приказ, который он получил от своего шефа, генерального директора ЗАО «Феникс», не содержал в себе ничего необычного: проследить за погрузкой «Мрии» и сопровождать транспорт до Калькутты, при посадке в Лахоре передать часть груза доверенному лицу, из Калькутты вернуться в Москву на рейсовом пассажирском самолете. Такие задания Тимашук выполнял не раз, необычными были лишь обстоятельства, при которых он получил этот приказ.

О покушении на Ермакова Тимашук узнал из информационного сообщения радиостанции «Эхо Москвы», когда ехал в свой офис на Овчинниковской набережной. Он сначала даже не понял, о чем идет речь. Этих «Фениксов» развелось по Москве видимо‑невидимо. Собственно, потому для фирмы и было выбрано это название – никакое, бессмысленное и претенциозное. Фирма с таким названием могла заниматься чем угодно – куриными окорочками, компьютерами или недвижимостью. Так и воспринял название репортер «Эха Москвы», это предопределило и тон сообщения: обычная разборка в джунглях современного российского бизнеса. И лишь когда прозвучала фамилия «Ермаков», до Тимашука дошло: произошло нечто очень серьезное.

Он прижал свою «тойоту‑короллу» к обочине и по сотовому позвонил в офис. Там уже все знали. Секретарша сказала, что шеф ранен, операция прошла успешно, опасности для жизни нет. Тимашук развернулся и погнал в ЦКБ, нетерпеливо проталкиваясь сквозь уличные заторы и напряженно размышляя, что все это могло бы значить.

Сам факт покушения его не удивил. Торговля оружием не торговля окорочками. Хотя и там постреливали. Тут постреливали гораздо чаще, и никому из тех, кто был причастен к этой тайной жизни, это не казалось странным. Тимашуку было известно несколько несчастных случаев, внезапных инфарктов и дорожно‑транспортных происшествий с людьми, которые пытались сыграть в свою игру там, где само это намерение было равноценно событию.

Генеральный директор ЗАО «Феникс» Михаил Матвеевич Ермаков не относился к таким людям. Он был одним из тех, на ком стояло все дело, фундаментной сваей, скрытой от постороннего взгляда за облицовкой. Начиная с 90‑х годов, когда генерал Ермаков работал в ликвидационной комиссии Западной группы войск, он сумел поставить себя так, что его имя ни разу не было упомянуто в шквале разоблачений, которые выплеснули на доверчивого читателя московские журналюги. Объяснение этому было очень простое: Ермаков не поддался рыночной лихорадке, охватившей даже заслуженных генерал‑полковников.