Пока руководители английского и французского правительства направились 29 сентября в Мюнхен, формально на переговоры, реально на придание легитимности захватнической политике нацистской Германии, Черчилль и ряд близких ему людей собрались на обед в отеле Savoy. Эта встреча, как и весь этот период, начиная с аншлюса Австрии, была одной из самых тяжелых в жизни Черчилля (по крайней мере, на тот момент). Обсуждения внешнеполитических событий стали основной темой неформального заседания. Во время горячих обсуждений было решено направить Чемберлену телеграмму с выражением протеста нарушения территориальной целостности Чехословакии. В том случае, если премьер-министр проигнорирует этот демарш, по возвращении в Лондон ему придется объясняться перед враждебно настроенной палатой общин. И еще не известно, кто из этой схватки выйдет победителем.

Черновой набросок телеграммы был составлен. Но ряд присутствующих на встрече политиков (например, Иден и Эттли) отказались ставить подписи под этим документом. Так они и сидели в мрачном расположении духа, понимая, что бессильны что-либо изменить или исправить. «Казалось, даже Уинстон потерял свой боевой задор, — признавался Гарольд Николсон. — Гитлер получает все что пожелает». В итоге телеграмму решили не отправлять. Встреча подошла к концу. Политики стали потихоньку расходиться. «Уинстон продолжал сидеть в своем кресле неподвижно, словно высеченный из камня, — вспоминала Вайолет Бонэм Картер. — Слезы наполнили его глаза. Я чувствовала, как закалялась его душа». «Из чего сделаны эти люди? — неожиданно произнес он. — Недалек день, когда уже не нужны будут подписи, расплачиваться придется жизнями, жизнями миллионов людей. Сможем ли мы выжить? А заслужили ли мы выживание, проявляя повсюду трусость!».

Вечер и ночь с 29 по 30 сентября Черчилль провел в отеле Savoy. Он был не один. На это время было назначено заседание «Другого клуба». Находясь в дурном настроении, он обрушился с нападками на двух присутствующих членов правительства: первого лорда Адмиралтейства Даффа Купера и министра по делам Шотландии Вальтера Эллиота: «Как могут столь уважаемые мужчины с огромным опытом и прекрасным послужным списком в Великой войне столь трусливо мириться с существующей политикой? Это омерзительно, подло, недостойно человека и к тому же самоубийственно. Принесение в жертву чести всегда приводит к принесению в жертву жизней».

Когда результаты встречи в Мюнхене будут преданы огласке, Дафф Купер подаст в отставку, выразив тем самым свое несогласие с политикой правительства. И Черчилль эту отставку отметит, сказав, что «своим поступком Дафф Купер доказал глубокую убежденность в собственной правоте и готовность упорно отстаивать принципы вопреки давлению общественного мнения».

Тем временем утро начало сменять ночь. Колин Кут побежал на улицу купить первые газеты. Когда он вернулся, Дафф Купер выхватил у него передовицу и начал со «злобой и презрением» зачитывать условия Мюнхенского соглашения. После того как он закончил читать, Черчилль медленно встал и молча покинул место собрания. Вечером с Клементиной и сыном экс-премьера Солсбери Робертом Сесилом он на полном серьезе обсуждал необходимость собрать группу верный друзей, направиться на Даунинг-стрит и швырнуть кирпич в окно резиденции премьер-министра.

До хулиганства дело не дошло.