Травница прикусила губу. Сейчас самое время сказать ему, что отправляется в Доловск, но это значит, дать надежду…

— А не боишься, что заведу тебя на тропы Навьи? Так же и ум потерять можно.

— Я, люба моя, уже ничего не боюсь.

Зарислава улыбнулась и отвела взгляд. Задумчиво погладила ромашку, росшую у калитки.

«И что с ним делать?»

— Правду ли ты говоришь, что любишь меня? — спросила она, а сама так и не решилась взглянуть на Дивия.

— Видно нарочно ты спрашиваешь, Зарислава, чтобы ранить глубже? — ответил серьёзно сын пахаря.

Она быстро глянула на жениха. Глаза его тёмные обожгли досадой глубокой — верно и правда обиделся.

— Дивий, — облизала сухие губы Зарислава, — ты же знаешь, что травнице не положено за мужа идти, — сказала она, придавая своему голосу строгости.

А сама от волнения сильного стала крошить ромашку пальцами. Юноша поначалу молчал, а потом ступил вперёд.

— Что мне нужно сделать, чтобы ты изменила своё решение? Проси, чего хочешь — всё исполню. Хочешь соболей, золота белого или, быть может, терем сродни княжескому? Я поставлю, только пожелай…

— Ничего мне не нужно, — замотала головой травница, робея. — Ты хороший, очень, но тропка у меня иная… пойми же.

— Говоришь ты складно, но веришь ли своим словам?

Зарислава опустила ресницы. Поймал он её, как лисицу в сети.

— Люблю только землю-матушку и Славунью. Эта любовь духом живёт во мне, от земной отличается.

На Дивия будто туча нашла, взгляд его потемнел, и глаза стали что дно озёрное, мутные.

— Скажи мне, люба, а зачем приезжала княжна в наши земли?

— За снадобьями.

Дивий скользнул взглядом к берестяному туеску.

— Значит, для неё ходила травы рвать?

Зарислава кивнула, не стала утаивать, всё равно узнает рано или поздно.

Дивий хмыкнул, опустил взгляд в землю, задумался. Но будто нутром чуял, что замалчивает о чём-то возлюбленная его. Что же будет с ним, когда узнает о том, что ушла она?

«Забудет», — отрезала про себя травница.

— Не верю я тебе, — поднял он на неё хмурый взгляд. — Обманываешь, верёвки вьёшь из меня, как тебе пожелается, совсем не жалеешь, Зарислава.

Травница молчала. Чего пытает её? Чего добивается?

— Ну да Боги с ней, с княжной этой, — выдохнул он. — Сегодня такая ночь! Река песни поёт, костры бурлят, а кровь играет. Зарислава, — позвал Дивий и сделал шаг навстречу.

Девица растерянно огляделась, где-то за бурьяном внизу плясали огни от костров, небо всё гуще чернело, приближая самый разгар ночи.

Она опомнилась только тогда, когда Дивий оказался совсем рядом.

— Я стану жрицей и… свою силу… должна отдавать Богам и земле.

Вблизи Дивий был очень хорош, так бы и глядела на него, любуясь, но она отвела глаза, потому что жених смотрел на неё сейчас так, как смотрел Истома на Чарушу.

— Я всё думаю о тебе… — повторил он как заклинание. — Ты очень красива. Когда смотрю на зарю, вижу тебя в ней, волосы твои что лучи солнца, золотистые, — он погладил по волне прядей. — А глаза напоминают озёра наши… Стан твой тонок и гибок, как ива. А голос… слаще сурьи.

Зарислава глянула на него и вздрогнула, Дивий склонился так близко, что травницу окатило жаром, исходящим от его тела, будто от костра.

— Неужели я тебе ничуточки не нравлюсь? — глаза Дивия затянулись туманом, и в них горело только желание.