Правда, среди этих портретов передовиков производства и представителей малых народов нет-нет да и попадались более интересные, выразительные лица — то пожилой, явно пьющий мужчина, на лице которого были видны следы трудной, безрадостной жизни, полной невзгод и испытаний, то юная девушка с ясными, лучистыми глазами, в которых светилось ожидание радости.

Надежда немного прошла по коридору и оказалась перед деревянной лесенкой, которая вела куда-то наверх, на антресоли или на второй уровень квартиры.

Надежда всегда говорила, что любопытство — это второй из двух ее главных недостатков. Когда ее спрашивали, какой же первый, она отвечала, что доверчивость. Правда, в глубине души Надежда считала свое любопытство несомненным достоинством, но об этом предпочитала помалкивать.

В данный момент в ней взяло верх любопытство.

Она оглянулась, поднялась наверх по лестнице и толкнула скрипучую дверь.

Комната, в которой она оказалась, была неожиданно большой, с высоким потолком и огромными окнами. Впрочем, окна эти были так давно не мыты, что через них почти не проникал свет, да и сама комната была сильно захламлена. Тут и там были свалены грудой холсты и подрамники, среди которых стояли кувшины и вазы с кистями, в одном углу почему-то стояли старинные детские санки с красиво загнутыми полозьями, в другом — гипсовая мужская голова с фиолетовым цветком, нарисованным на гипсовой щеке.

Как и в коридоре, на стенах висели картины, только картины были совсем другие — никаких комбайнеров и доярок, да и вообще очень мало портретов. Здесь были в основном натюрморты и пейзажи, часто попадались и такие, на которых вообще непонятно что изображено — просто цветные пятна и полосы, наподобие знаменитого «Черного квадрата». Многие из этих картин Надежде понравились, особенно одна — петух с ярким разноцветным хвостом и пылающим гребнем.

Один натюрморт, где ржавая селедка лежала на куске газеты, показался Надежде смутно знакомым.

— Где-то я видела что-то похожее… — проговорила Надежда вслух.

— Конечно, видела, — раздался у нее за спиной голос.

Надежда вздрогнула и обернулась.

Позади нее стояла Нина.

— Конечно, видела, — повторила она. — В Русском музее и в Третьяковке… Это ведь Кузьма Сергеевич!

— Кто? — переспросила Надежда, смущенная тем, что ее застали врасплох.

— Петров-Водкин, — пояснила Нина.

— Ах, ну да… ты извини, что я здесь хозяйничаю — искала, понимаешь, туалет…

— Да ничего, — Нина улыбнулась. — Только тут беспорядок, все руки не доходят прибраться. Осталось все, как при бабушке. Она здесь работала и здесь же держала картины, которые собрала за всю жизнь, — Юрий Васнецов, Константин Рудаков, вот даже Петров-Водкин, Тышлер… Какие-то работы ей дарили сами авторы, какие-то она покупала. Бабушка говорила, что работы больших, настоящих мастеров вдохновляют ее и вместе с тем не дают зазнаться, напоминают, что она пока еще не достигла настоящего мастерства.

— Надо же, а я и не знала, что у тебя была такая знаменитая бабушка!

— Ну да, бабушка не любила, когда об этом болтали. Она всегда повторяла: «Быть знаменитым некрасиво».

— Но вообще-то твоя бабушка была очень известна… в свое время, — осторожно проговорила Надежда.

— Да, она получила все существовавшие тогда премии, — в Нинином голосе прозвучала странная интонация, как будто она не знала — гордиться былой бабушкиной славой или стесняться ее.

— Ну, многие ее работы действительно мне очень понравились. — Надежда постаралась, чтобы ее слова прозвучали дипломатично: — Не все, конечно… но вот там портрет один пожилого мужичка, и девушка в простом платье…

— А ведь ты знаешь, Надя, именно благодаря бабушке я познакомилась с Георгием! — не удержалась Нина.