Целовались неотрывно, на разрыв, как в первый и в последний раз одновременно. Тонули в этом поцелуе, захлёбывались, выныривали и снова падали друг в друга.

А потом все-таки шагнули. Вперёд.

Щёлкает дверной замок. Оба дышат, словно соревнуясь – кто надрывнее, кто громче. И снова друг к другу. Его пальцы путаются, как мечталось, в ее огненных прядях. И он шепчет в них, задыхаясь от счастья и волнения:

– Варенька, ты мне постели на полу… На кухне… Пальцем тебя не трону. Просто не могу сейчас уйти от тебя. Не могу, понимаешь? Мне просто, чтобы рядом с тобой быть. На кухне постели, ладно?

– Конечно, – шепчет она. Под ее пальцами все-таки отрывается пуговица на длинной нитке. – А еще лучше на коврике у входной двери. На радость соседям.

А потом ее губы находят в расстёгнутом вороте рубец. Шва, который наложил ее собственный отец. Она прижалась щекой к рубцу и вдруг тихо заплакала.

– Варя… Варежка, ты чего?

Она чувствует, как дрожат его пальцы, когда он гладит ее по спине.

– Ну, перестань, родная, пожалуйста. Не плачь. Всё же хорошо. Ну, тише, Варенька, тише…

– Не «тишкай» мне, Тиша! – шмыгает носом она. – Ты умирал у меня на руках! Ты бы что делал на моем месте?

– Лёг бы рядом и сдох, – честно сознается он. – Я же теперь не знаю, как без тебя, Варь. Я все эти месяцы как в погребе прожил. Без света. А теперь… – Он снова зарылся лицом в ее волосы. – Теперь мое солнце со мной. Светит мне, греет.

И у нее от этих слов тоже стало тепло в груди. Варя улыбнулась сквозь слёзы и решительно взяла его за руку.

– Пойдём.

– Варь… – В это было невозможно поверить, но он упёрся. – Я, правда… На кухне лучше лягу, на полу. Дай мне одеяло какое-нибудь.

– Сейчас прямо! Никакого «на полу»! Мы не живём половой жизнью до свадьбы, ты забыл?

– Варенька…

– Раздеваться и в постель! – И в спину его подпихнула для надёжности.

– Да я в постели ноль без палочки…

– Бегом!

У дивана Тихон Аристархович снова изволил выразить сомнения. Варваре Глебовне стало это уже немного надоедать.

– Ты мой?

Он замер и осторожно кивнул. Вспомнил обстоятельства, при которых в предыдущий раз звучала эта фраза.

– Твой.

– Тогда, господин «собственность Варвары Глебовны Самойловой», изволь разобрать диван и снять штаны.

– И трусы тоже?

Варваре решительно осточертел этот цирк, и она простимулировала Тихона Аристарховича снятием футболки. А дальше всё закрутилось. Он не помнил, как раздевался, потому что видел только ее – сколько хватало тусклого света из прихожей и с улицы. Помнить и ощущать он начал – зато десятикратной мерой – лишь когда они оказались без одежды и в горизонтальной плоскости. Словно скряга, скупец, получивший обратно своё сокровище, которое утратил и не чаял вернуть – вот как он себя чувствовал. Руки жадно трогали и оглаживали, точно подмечая все изменения. Похудела его девочка. Вот тут не хватает. Вот тут очень много не хватает. Тут пальцы не так лежат, как надо. И тут. А вот здесь – здесь всё, как и раньше. Нежно и… И что это?

Тихон указательным пальцем обвёл тонкую дорожку коротких волосков на лобке.

– Рыженькие? – выдохнул Тин восхищённо.

– Ага, – улыбнулась она ему в шею.

– Варя-я…

Это прозвучало так умоляюще, что она сразу поняла, о чем он. Рассмеялась легко:

– Завтра посмотришь!

– Ты похудела! – отметил он.