– Ты придумываешь! – Она ёжилась и покрывалась мурашками от его прикосновений.

– Нет! – И внезапно спросил робко: – Ты моя?

– Твоя.

– Так вот, госпожа «собственность Тихона Аристарховича Тихого», мне лучше знать, где моей собственности убыло! У меня всё учтено! Буду тебя откармливать.

– Обязательно. А сейчас займись другим делом. Пожалуйста.

И он занялся. С усердием и удовольствием. Точно знал, что сегодня ему не быть в числе марафонцев. Не опозориться бы до начала основных событий. Но о своей девочке он должен позаботиться, чтобы ей стало сладко и хорошо. А уж потом он сам.

Только вот сладкая девочка оказалась иного мнения. Позволив ему немного интимности высшей пробы, Варя мягко, но решительно убрала его руку, вжалась в него и шепнула горячо на ухо:

– Хочу!

– Варюша… – жалобно простонал он. – Я же не смогу долго. Я же пять месяцев без тебя. Мне бы не кончить сразу, как войду. Маленькая, давай я сначала тебя, а потом уж…

– Я. Хочу. Тебя. Внутри.

Пока Тин героически пытался придумать хоть один аргумент в пользу своего плана действий, Варя так прижалась, так потёрлась, так обняла, что все благие и не очень намерения вылетели в приоткрытое окно.

Тихон едва не задохнулся только от одного того, как она его обняла – там. Не только ее тело приняло в себя часть его тела – приняло, горячо и сладко сжав. Нет, словно Варя его сердце в руки так же взяла – взяла в свои нежные руки и сжала. Не сильно, но себя он потерял. Она овладела им целиком. А еще он вдруг чётко понял, что сейчас вернулся на своё место. Туда, где должен быть. Будто домой. И насовсем.

А потом она обвила его еще руками и ногами и имела нахальство выдохнуть на ухо:

– Только попробуй кончить раньше меня.

Таким здоровенным мужикам просто по уставу не положено всхлипывать. Но сейчас он именно всхлипнул, ничем иным этот звук не мог быть. Какое своевременное предупреждение. А он уже чуть было не… Вот прямо так сразу. Потому что охрененно до невозможности. Полминуты от силы еще.

– Варенька… – надо же что-то сказать. Точнее, прохрипеть. – Я не смогу. Я же говорил. Я же прямо сейчас… Прости, малыш, не могу.

– Сможешь, – мурлыкнула рыжая ведьма. – Я верю, что сможешь. Хочу с тобой, Тишенька. Пожалуйста. Ты сможешь, я знаю. Я верю в тебя.

Несколькими словами убила на корню все надежды. И вознесла на небо.

В фильме «Матрица» герой умел замирать в воздухе. Красивые кадры получались. Но это в кино. А у Тихона получилось в жизни. Когда она шепнула: «Я верю в тебя» – у него не осталось выбора. И он смог.

Замер на верхней точке наслаждения. Там, где любая секунда могла взорваться кульминацией. Но, застыв и замерев внутри, он продолжал двигаться, попирая весь свой предыдущий опыт о возможностях собственного тела. И всё равно ждал с паникой, что сейчас его накроет. Не выдержит. Рванёт. А не должен. Права не имеет, если она ему доверилась.

Варенька под ним расцветала томными вздохами, стонами и пальцами в плечи. Ей хорошо. А должно стать великолепно. Ему бы только выдержать.

А ей было так сладко, томно и нежно. И торопиться не хотелось, чтобы тепло перетекло в огонь не спеша, со всеми оттенками. Как же чудесно, как же восхитительно. И он такой нежный, такой упоительно неторопливый, такой… такой… мерзавец!

Когда он понял, что дошёл до предела… кажется, до пятого по счёту предела, но этот был и вправду, видимо, последний – он вдруг начал говорить.

Ей на ухо хриплым низким шёпотом посыпались версии того, что он будет с ней делать сегодня ночью и завтра утром. И так день за днём и ночь за ночью.