– Я не животное, – сказал Эан. – Что тебе нужно от меня?

– Да брось ты! – воскликнул Талорк. – Это ты-то не животное? Рассказывай сказки кому-нибудь другому, но только не мне! Как тебе удалось переполошить весь мой зверинец? Они давно уже не проявляли такого беспокойства!

Я просто позвал на помощь, – ответил Эан.

– Ну конечно! – издевательски воскликнул Талорк. – Нравится мне это «просто»! Нет, уродец, у тебя есть какая-то своя магия, иначе они не стали бы так беситься.

Эан понял, что спорить с ним бесполезно. Он молча уставился на Талорка и мысленно поклялся себе, что не скажет ему больше ни слова.

Казалось, Талорк понял это, потому что опустил палку и заговорил примирительным тоном:

– Послушай, что я тебе скажу. Наверное, до сих пор тебе хорошо удавалось скрывать свое уродство, поэтому никто о нем и не знал. А если люди узнают, кто ты такой на самом деле, – начнется травля, и кто знает, останешься ли ты вообще в живых! Люди бывают чрезвычайно жестоки. Особенно к тем, кто сильно отличается от них.

Эан лихорадочно соображал: «Откуда этот чужак мог узнать о том, что случилось со мной двести лет назад? Неужели он тоже побывал в оазисе? Нет, это невозможно, все, кто там находился, мертвы, так или иначе… Все, кроме Конана и Олдвина. Ну и меня. Нет, здесь что-то другое, что-то, о чем я еще ничего не знаю. Нужно молчать. Может быть, он сам проговорится. Слушая вопросы, можно разрешить многие недоумения… Я должен запомнить все, о чем он спрашивает. Таким образом он невольно выдаст – что он знает и чего не знает».

– У меня была любимица, – продолжал Талорк доверительным тоном. – Женщина-птица. Я обожал ее. Она немного разговаривала на человеческом языке. Немного. Ее язык не был приспособлен для беглой речи, но она старалась. И еще она пела. Она была прекрасна. Но в последнее время она дурно себя чувствовала. Митра свидетель, я заботился о ней! Ты не должен думать, будто я не забочусь о своих любимцах, нет. Каждая из этих тварей, – Талорк показал на клетки широким жестом, – имеет все необходимое.

– Кроме свободы, – хриплым голосом выговорил Эан, забыв на миг о своем твердом решении не разговаривать с тюремщиком.

– Свобода! – презрительно воскликнул Талорк. – Кому она нужна? Только не им, не этим уродливым существам! Да окажись они на свободе – их в первый же день заклевали их так называемые «нормальные» собратья. Вон там, – он кивнул головой на клетку, откуда доносилось поскуливанье, – сидит песьеголовый мальчик. Думаешь, его жизнь на свободе была бы длинной? Да толпа разорвала бы его на куски, сочтя опасным чудовищем. Между тем он – мирное и доброе создание. Только ему требуется особый уход. А ты? Нет, свобода тебе не нужна. Тебе нужен хороший пригляд, сытная пища… Разве ты в состоянии заботиться о себе? Скажи, ты умеешь зарабатывать деньги? На что ты способен?

Эан прикусил губу. Он знал, что кое в чем Талорк совершенно прав. Эан всегда был никчемным. У него не получалось зарабатывать. Он не смог поправить дела своей семьи, когда взялся за это. Наоборот, Эан все окончательно погубил. И теперь он решительно ни на что не годится. Он не воин, не ученый, не лекарь, у него нет средств к существованию. Его даже в ученики не возьмут – ни одному ремесленнику не нужен такой переросток, которого поздно чему-то обучать.

Талорк правильно истолковал молчание своего пленника.

– Вот видишь! – с торжеством произнес он. – Ты уже начинаешь признавать мою правоту. Тебе не нужна свобода. Тебе нужен кто-то, кто заботился бы о тебе. Я буду о тебе заботиться.