Отец с сыном замялись, переглянулись и ничего не сказали.

   – Вы же местные, – добавил Коста. – Двое из ваших убиты. И что, вас это совсем не интересует?

   – Он был не наш, – хмуро ответил старший. – И вообще люди здесь в чужие дела не лезут, своими занимаются. Вы бы попробовали.

   – Если не ваш, то уже и не человек? – спросил Коста.

   – Вы ж его не знали. И никого из них не знаете. Что толку объяснять – все равно не поймете.

   – Но Белла-то была местной. Браччи живут здесь сотни лет. Сын сплюнул и покачал головой:

   – Браччи…

   Перони посмотрел на Косту. Браччи здесь определенно не любили. Разговор с этой парочкой, отцом и сыном, был такой же пустой тратой времени, как и беседа с Арканджело.

   Старший повернул голову.

   – Вот она, – сказал он с ноткой уважения, – другая.

   Коста оглянулся. Рафаэла Арканджело решительно шагала через узкую пристань по направлению к братьям. За ней на некотором удалении следовал Фальконе.

   – Микеле! Микеле!

   Нет ничего неприятнее семейных сцен на публике. Плотники наблюдали за происходящим голодными глазами.

   – Двери надо укрепить, – попытался отвлечь их Коста. – На мой взгляд, они слишком хлипкие.

   – Ты полицейский, сынок, вот своим делом и занимайся, – огрызнулся старший. – У нас перерыв.

   Парочка уже передвинулась поближе к месту событий, не желая пропустить ни слова из разворачивающейся на глазах присутствующих бурной разборки. Интересный спектакль, подумал Коста, но разыгрывать его все же лучше за закрытыми дверьми.

   – Их надо остановить, – шепнул он на ухо остановившемуся рядом инспектору. – Завтра об этом узнает весь остров.

   – Посмотрим, – ответил негромко Фальконе.

   – Здесь же посторонние. – Коста кивнул в сторону плотников.

   – Не обращай внимания.

   Коста взглянул на Перони. Напарник пожал плечами. Инспектор снова прибег к испытанной тактике, той, которую не раз применял в Риме. В определенный момент Фальконе выпускал ситуацию из-под контроля, позволял страстям взять верх над разумом и, отойдя в сторону, ждал, к чему приведет конфронтация. Нику это напоминало идиотское и опасное соревнование, при котором два водителя несутся навстречу друг другу, чтобы определить, у кого крепче нервы.

   Но сейчас ситуация была другой. Фальконе проявлял к женщине интерес, несомненно выходящий за рамки профессионального. Это явствовало хотя бы из того, какими глазами он наблюдал за ней.

   А между тем под факелом в руке железного ангела вспыхнула полномасштабная семейная перепалка. Впечатление было такое, будто Рафаэла только и ждала подходящего повода, чтобы извергнуть на старшего брата всю копившуюся годами злость, все невысказанные обвинения и упреки – во лжи, обмане, неспособности защитить интересы семьи. Плотина прорвалась, обе стороны дали волю чувствам, и оставалось только догадываться, сколько же времени потребуется им, чтобы, когда буря уляжется, вернуться в прежнее состояние взаимного терпения.

   – Ты знал! – бросила она тоном обвинителя. – Знал, что Белла беременна. Уриэлю она ничего не сказала. Мне тоже. Но она пошла к тебе, и ты ничего не сделал.

   Он блеснул в ее сторону мертвым стеклянным глазом.