Слезы хлынули из глаз Талли, прежде чем она сама поняла, что плачет. Отчаянные рыдания сотрясали ее тело, так что Талли едва могла дышать. А Кейт обняла крепко подругу, не мешая ей выплакаться.
Когда слез больше не осталось, Талли улыбнулась дрожащими губами:
— Спасибо, что не сказала, что тебе очень жаль.
— Но на самом деле мне действительно очень жаль.
— Я знаю.
Талли прислонилась спиной к стволу дерева и стала смотреть в ночное небо. Ей хотелось сказать Кейт, как она напугана, и что, хотя она часто в этой жизни чувствовала себя одинокой, только сейчас она поняла, что такое остаться по-настоящему одной. Но она не могла произнести эти слова даже перед Кейт. Мысли и страхи были эфемерны до тех пор, пока на облечешь их в слова. Но как только они воплощаются в слова, они могут раздавить тебя.
Кейт помолчала немного и спросила встревоженно:
— И что же теперь будет?
Талли вытерла рукой глаза и достала из кармана сигареты. Закурив, Талли закашлялась — она не курила последние два года.
— Теперь мне придется жить под опекой, но это ненадолго. Как только мне исполнится восемнадцать, я смогу жить одна.
— Ты не должна жить у чужих людей, — решительно сказала Кейт. — Я найду твою мать и уговорю ее хоть раз в жизни поступить правильно.
Талли ничего не ответила. Она была благодарна своей подруге за ее слова, но они с Кейти жили в двух разных мирах. И в мире Талли уже не было надежды на то, что ее мать придет к ней на помощь. Талли могла рассчитывать только на себя.
И еще она должна научиться переступать через некоторые вещи. Лучший способ научиться не переживать — окружить себя людьми и шумом. Талли уже усвоила этот урок.
Ей вряд ли удастся надолго остаться в Снохомише. Органы опеки быстро водворят ее в новую семью с такими же, как она, брошенными детьми. Приемным родителям выплачивали пособие на взятых детей.
— Давай пойдем завтра на вечеринку. Ну, я писала тебе о ней в последнем письме.
— У Карен дома? Это по случаю окончания каникул?
— Точно.
Кейт озадаченно нахмурилась.
— Моих предков удар хватит, если они узнают, что я пошла на вечеринку с пивом.
— А ты им скажи, что ночуешь у меня, через улицу. Твоя мама наверняка поверит, что Облачко вернулась на денек.
— Но если меня поймают…
— Не поймают. — Талли видела, как волнуется ее подруга, и понимала, что должна сейчас же отказаться от своего плана.
Это было безрассудно, возможно, даже опасно. Но она уже не могла остановить несущийся поезд. Если не сделать сейчас что-нибудь вызывающе дерзкое, она погрузится с головой в пучину собственных страхов. Она будет думать о матери, которая так часто и так жестоко ее бросала, о чужих людях, с которыми ей скоро придется жить. И о бабушке, которой больше нет.
— Никто ничего не узнает. — Она повернулась к Кейт: — Ты мне веришь?
— Да, — кивнула Кейт.
— Отлично! Тогда мы идем на вечеринку.
— Дети! Завтрак готов!
Кейт первой уселась за стол.
Мама только что поставила на стол блюдо со свежеиспеченными оладьями, когда раздался стук в дверь.
Кейт вскочила с места.
— Я открою.
Подбежав к двери, она распахнула ее настежь и изобразила удивление, увидев стоящую на пороге Талли.
— Мама, ты только посмотри! Это Талли! Как же давно мы не виделись!
Миссис Муларки вышла из кухни.
— Привет, Талли! — воскликнула она. — Рада видеть тебя. Жаль, что ты не могла поехать с нами в этом году. Но мы понимаем, как важна для тебя работа.
Талли подалась вперед. Она пыталась что-то сказать, но изо рта не вылетало ни звука. |