Размышления психиатра были прерваны телефонным звонком. Ему было не велено снимать трубку до тех пор, пока не поступит сигнал о том, что охранная аппаратура полностью задействована. Все входящие звонки отслеживались сканнером, после чего опознавался абонент, и Панова ставили в известность о его имени и цели звонка.

Интерком на столе доктора загудел. Он поспешно нажал на консоли клавишу ответа.

— Да?

— Линия чистая, сэр, — сказал агент, отвечающий за безопасность телефонных переговоров, один из всей приставленной к нему команды, с которым Панов смог более или менее познакомиться.

— Человек на линии представился как Тредстоун, мистер Д. Тредстоун.

— Соедините меня, — хмуро сказал Мо Панов. — И прошу вас, не подслушивайте и не записывайте этот разговор. Этот человек — мой пациент, и наши отношения строго конфиденциальны.

— Хорошо, сэр. Отключаюсь.

— Что-что?.. Ну ладно.

Психиатр снял трубку и с трудом заставил себя не кричать:

— Сукин сын, ты почему не позвонил мне до того, как все это началось?

— Если это хоть как-то оправдывает меня, то я не хотел, чтобы у тебя случился сердечный приступ.

— Где ты и чем занимаешься?

— Прямо сейчас?

— Да, хотя бы.

— Дай подумать. Я взял напрокат машину и в настоящее время нахожусь в квартале от одного дома в Джорджтауне, которым владеет председатель Федеральной Комиссии по торговле, и разговариваю с тобой из телефонной будки.

— Бога ради, что ты собираешься там делать?

— На этот счет тебя просветит Алекс. Я же хочу, чтобы ты позвонил Мари на остров. Я пару раз пытался дозвониться ей из отеля, но линия все время была занята. Скажи ей, что со мной все в порядке, в абсолютном порядке, и пусть не грустит. Можешь ты это для меня сделать?

— Могу, но меня ты не проведешь. Ты знаешь о том, что даже голос твой изменился?

— Этого ей говорить не стоит, доктор. Если ты мне друг, ты ничего ей не скажешь.

— Хватит, Дэвид. Эта игра в Джекила и Хайда ни до чего хорошего не доведет.

— Ей ни слова, если ты мне друг.

— Ты вошел в штопор, Дэвид. Не нужно доводить себя до крайностей. Приходи ко мне, нам нужно поговорить.

— Нет времени, Мо. Я вижу, что лимузин этого жирного кота подкатывает к подъезду его дома. Мне пора приниматься за работу.

— Джейсон!

Трубка молчала.

Спустившись по металлическим ступеням трапа реактивного авиалайнера, на землю аэропорта Блэкбурн, Монтсеррат, под жаркое карибское солнце, ступил Брендан Патрик Пьер Префонтейн. Местное время было три часа пополудни. Толстые пачки долларов в его карманах очень и очень помогали ему сохранять присутствие духа. Чрезвычайно примечательным, по мнению Префонтейна, являлся тот факт, что именно наличие денег вселяло в него чувство покоя и безопасности. Самым главным, продолжал твердить он себе, было помнить то, что мелкие купюры, его сдача, десятки и двадцатки, лежат в правом переднем кармане брюк и не в коем случае не ошибиться, чтобы не предъявить на свет пачку сотенных, дабы никто из окружающих не принял его за богатого туриста. Он всегда старался держаться в тени и быть как можно более неприметной и случайной фигурой. Пребывая в подобном имидже, он собирался как можно более непринужденно задавать на территории аэропорта весьма важные вопросы о женщине с двумя детьми, прибывших на частном самолете прошлым утром.

Это и многое другое привели к тому, что он ощутил нарастающее беспокойство, когда совершенно потрясающая негритянка, клерк у стойки иммиграционного контроля, переговорив предварительно с кем-то по телефону, повесила трубку и сказала, обращаясь именно к нему:

— Не будете ли вы так добры, сэр, проследовать со мной?

Ее прекрасное лицо, живой и звонкий голос ничуть не умерили волнение судьи.