— О, Боже, куда теперь нам деваться?

— В гостиницу, пока не придумаем что-нибудь получше. Туда ведет одна единственная дорога, и мои собственные тонтон-макуты стерегут ее. Никто не пройдет ни туда, ни обратно. Миссис Купер поможет тебе с Элисон. Поторапливайся!

Мари бросилась в дом. Телефон снова зазвонил. Джонни сбежал по ступенькам к бассейну и схватил трубку. Миссис Купер выглянула из кухни.

— Это правительственный звонок с Монтсеррат, мистер Джон.

— Что им нужно, черт возьми?

— Мне спросить?

— Нет, я сам. Помогите моей сестре с детьми и отнесите их вещи в лендровер. Они уезжают через десять минут.

— Ох, какая жалость. Я только-только подружилась с ребятишками.

— Какая жалость, — пробормотал Сен-Жак, снимая трубку. — Да!

— Привет, Джон, — раздался в трубке голос помощника губернатора, хорошего друга канадского промысловика, ищущего счастья на этих островах. Он не раз помогал ему продираться сквозь заросли бюрократических рогаток колониальных Правил Территориальной Принадлежности.

— Могу я перезвонить тебе, Генри? Сейчас я очень спешу.

— Боюсь, что нет, старина. Дело запущенно из самого Департамента иностранных дел. Они просили нас о немедленном содействии и, к тому же, это не составит тебе особенного труда.

— Ну, что там?

— На «Эр Франс» в 10:30 на Антигуа прибывает один старикан с женой, и Уайтхолл желает устроить им прием по высшему разряду, ковровые дорожки и так далее. Этот старик, как следует из их сообщения, герой войны, имеет серьезные медали и сражался плечом к плечу с нашими дедами на берегах Ла-Манша.

— Генри, я в самом деле тороплюсь. Каким это все способом может быть связано со мной?

— Ну знаешь, я думал ты в таких делах соображаешь лучше нас. Может быть один из твоих богатых канадских постояльцев, по возможности француз из Монреаля или участник Сопротивления, мог бы…

— Встретить вашего протеже с бокалом канадско-французского вина? Это его только может задеть. Ты этого хочешь?

— Я хочу, чтобы ты разместил нашего героя и его даму в самом лучшем своем номере и предоставил сопровождающей их служанке-француженке комнату.

— И об этом ты просишь меня за час до их прибытия?

— Ну что ты, старина. Наше дело общее и нам нужно вместе тянуть эту лямку и помогать друг другу, если ты понимаешь, что я имею в виду. Ведь твоя столь оживленная телефонная связь была всегда в порядке только благодаря заботам губернатора Ее Величества, если ты опять улавливаешь мою мысль.

— Генри, ты потрясающе дипломатичен. Ты так хорошо умеешь вежливо пнуть именно туда, где болит. Как зовут-то твоего героя? Пожалуйста, не тяни!

— Мы — Жан-Пьер и Реджина Фонтейн, Monsieur le Directeur ,  вот наши паспорта, — сказал с мягким выговором пожилой человек, обращаясь к помощнику губернатора. Они находились в кабинете помощника, три стены которого были обнесены стеклом. — Вон там вы можете видеть мою жену, — продолжил мужчина, указывая через стекло. — Она беседует с мадемуазель в белом форменном костюме.

— Прошу меня простить, мсье Фонтейн, — заворковал приземистый чернокожий чиновник, произнося слова с четко выраженным британским акцентом. — Сейчас предстоит всего лишь формальность, бюрократическая процедура, если хотите, необходимая для предупреждения назойливого внимания ваших поклонников. Наш аэропорт и его окрестности переполнены слухами о прибытии такой знаменитости.

— В самом деле? — Фонтейн улыбнулся, сделав вид, что он весьма польщен.