Форт Мизула, замысловатое сооружение из неяркого красного кирпича с черепичной крышей, стоял на самом краю заповедника, примыкавшего к городу Мизула, штат Монтана. Мэри окинула взглядом окружающий пейзаж — замечательный. Слева возносились к небу Сапфировые горы, покрытые зеленым, казалось, светившимся на солнце лесом. Справа раскинулся хребет Биттеррут, острые пики которого словно прокалывали бескрайнее небо. Из лесистых долин тянуло холодным ветерком, свежим и чистым. Bella vista, подумала Мэри, поняв, что это название вовсе не было красивыми словами правительственных пропагандистов. Хорошо, что она все же решилась прилететь сюда.

Мэри подошла к парадной двери и приостановилась под развевавшемся на ветру американским флагом, на миг почувствовав себя школьницей на экскурсии. То, что она оказалась здесь, что ходит по земле, по которой ходил Амадео, видит то, что видел он, сильно взволновало ее. Наконец она вошла в музей и, оказавшись в вестибюле, постояла немного, дожидаясь, когда глаза привыкнут к полумраку.

Музей был совсем маленьким, и ни одной живой души в нем не было видно. Столик билетерши стоял при входе, но так как самой билетерши не наблюдалось, Мэри опустила пять долларов в корзиночку для пожертвований. Сразу за столиком был лоток с сувенирами, заваленный футболками с надписью «Мизула», календарями с видами штата Монтана и чем-то малопонятным с названием «Мыло из лосиной слюны». Мэри прошла мимо лотка в комнату, на двери которой черными трафаретными буквами было выведено: «ЭКСПОНАТЫ». По стенам здесь были развешаны щиты с черно-белыми лагерными фотографиями.

Мэри подошла к первому щиту, перешла ко второму, третьему. Она вглядывалась в зернистые снимки, надеясь найти среди интернированных Амадео, но ни на одном из них его не было. И Мэри, проведя там целый час, решила все же поискать кого-нибудь из сотрудников музея. Она вышла из комнаты. Билетерша, с тонкими седыми волосами в длинном джинсовом платье, к счастью, вернулась на свой пост и теперь с интересом смотрела на Мэри.

— Вам понравилось? — любезно спросила она.

— Да, спасибо, но у меня есть вопрос. Я исследую обстоятельства жизни одного интернированного. Он здесь покончил с собой, и мне хотелось бы узнать, где его похоронили.

— О господи, — билетерша покраснела, — даже и не знаю, что вам ответить. Здесь хоронили только офицеров форта. Хотя, постойте, есть у нас один человек, помогает нам, когда починить что-нибудь требуется, может, он что-то и знает. Правда, пограничником он не был, он работал в лагерном гараже.

— Вот как? — Мэри не удалось скрыть удивления. Спрашивать: «И он еще жив?» — было как-то неудобно. — А почему вы говорите о пограничниках?

— Во время войны лагерем управляла Иммиграционная служба, так что формально охрану осуществляли пограничные войска. Мистер Мильтон был механиком, но он может знать ответ на ваш вопрос. Пойдемте-ка поищем его.

— Не часто встречаются люди, которые интересуются нашим лагерем, — улыбаясь, сказал мистер Мильтон, стоя с Мэри у сувенирного лотка. Одет он был в просторные брюки и красную рубашку. Мэри он сразу понравился.

— Я очень рада знакомству с вами, — сказала она. Мозолистая ладонь мистера Мильтона была прохладна и суха, а рукопожатие крепким. — Меня интересует один итальянец, интернированный, из Филадельфии. Его звали Амадео Брандолини.

— Хм. — Мильтон помолчал, постукивая узловатым пальцем по сухим губам. — Нет, не помню такого.

— К несчастью, он покончил с собой, — уточнила Мэри.

— Покончил с собой! — Мильтон даже вздрогнул, но тут же кивнул. — Вот теперь вспомнил. Не его самого, эту историю.