Изменить размер шрифта - +

Аня долго ходила по комнате в поисках фотографий, книг, каких-то мелочей, выдававших пристрастия хозяина. Все было убрано и пусто, как в номере гостиницы. Удивительно, но даже в ящике бюро не обнаружились какие-либо бумажки с записями. В собственных мыслях и ощущениях она решила не разбираться. Как, например, объяснить что убитая горем вдова оказывается в постели с человеком, которого совершенно не знает? И что самое невероятное, — по своей воле…

«Я знаю о нем достаточно, — опровергла себя Аня. — Он дважды спас незнакомую сумасбродную девицу, и теперь заботится с ней…» — Она коснулась рукой дешевого медальона который грел её куда больше, чем фамильная реликвия Лаури. — «Кроме того, я так несчастна и одинока, так нуждаюсь в тепле и заботе… Ложь! Сегодня ты совсем не так уж несчастна. Ты думаешь о нем. Словно… словно в холодном море утонула одна женщина, а вернулась к жизни — совсем другая.»

«Нет, не вернулась к жизни, а заблудилась в ней. Заблудилась в своих болезненных фантазиях. Тони Лиса никогда больше не станет одной из них.» Строго сказала Аня своему отражению в мельхиоровом блюде, которое вымыла, наводя порядок на кухне. Дорожки Энн и Фокса пересеклись, чтобы разбежаться в разные стороны. Парень слишком нагнетает страхи — ему нравится казаться крутым, воображая себя в тылу врага. Это совсем не значит, что его гостья не может позвонить маме — только маме. Причем, конечно же, без всяких подробностей. Она набрала московский номер.

— Детка! Ой, я специально дома сижу у телефона, как чувствовала. Верочка, конечно, зашмыгала носом.

— У меня все нормально, — бодро отозвалась Аня. — Отдыхаю, компания хорошая. Подробности после. Скоро вернусь. Что у Южных?

— Утряслось, сидят в Москве, беспокоятся, куда ты пропала.

— Буду дома, все объясню — не волнуйся, мамочка, и не говори никому, что я звонила.

— Понимаю, понимаю… Следствие откопало какие-то новые факты — такое дело раздули, детектив!

— Нам с тобой бояться нечего. Все, целую. До встречи. — Прервала разговор Аня.

Потом ещё раз обошла комнату, ободренная, почти веселая. Там, в Москве, теперь спокойно застрекочет «Веритас», Верочка дождалась вестей от дочери. А Лина пусть сама разбирается в заваренной каше. Здесь тоже скоро все утрясется. Галлюцинации, конечно же, были от сотрясения и таблеток. Неведомый Жанни наверняка уже понял что к чему. Сам виноват — не нашел времени встретиться с прибывшей из России возлюбленной. Давно бы уже исправил произошедшую ошибку. А если уж он такой крутой господин, пусть сам ищет пропавшую москвичку и расхлебывает кашу.

Проведя ревизию в холодильнике, Аня составила меню к ужину. Тони вернется голодный и получит полную тарелку горячих спагетти с умопомрачительным соусом, где будет и ветчина, и помидоры, и отмороженный гамбургер, — в общем — блюдо поистине интернационального значения… Да кто же эта рыжая Лисица? Ирландский еврей? Венгр, бельгиец? Авантюрист, полицейский, неудачливый ученый? — Какая разница! Сейчас, здесь — он единственный близкий человек. Для него шкворчит на сковороде ужин, о нем думает потерянная в чужой стране женщина.

Когда стемнело, Аня зажгла лампы и устроилась с журналами на диване против двери. Скоро она научилась распознавать звуки лифта и хлопанье дверей на нижней лестничной площадке. Но никто не поднимался в мансарду. Чем сильнее темнело за окном, тем больше росла тревога.

Вот едва слышно сомкнулись дверцы лифта. Кто-то зашаркал тяжелыми ботинками и раздалось мощное гавканье. Скрипучий мужской голос с менторскими нотками пытался урезонить пса. Все утихло в квартире на нижнем этаже.

Быстрый переход