Больше она не будет давить их, вырывать с корнем. Ей было высказано предположение, что порок заключён не во вселенной, а в ней самой. Подавив непримиримую враждебность к бабочке, цветам и меняющимся оттенкам света на небе, она поехала дальше по лугу.
Перед ней поднималась роща высоких деревьев, дальше виднелись заросли тростника и блестел ручей, тоже изменявший цвет своих струй в соответствии с цветом неба. Т'саис свернула и вдоль речного берега направилась к длинному низкому дому.
Она спешилась и медленно подошла к двери чёрного дымчатого дерева, на которой было изображено сардоническое лицо. Она потянула за язык, и внутри зазвучал колокол.
Ответа не было.
– Панделум! – позвала она.
Вскоре послышался приглушённый ответ:
– Входи.
Девушка распахнула дверь и вошла в комнату с высоким потолком, увешанную коврами и лишённую мебели, если не считать небольшого дивана.
– Чего ты хочешь? – донёсся из‑за стены голос, густой, сочный и бесконечно печальный.
– Панделум, сегодня я узнала, что убийство – это зло, что мои глаза обманывают меня и там, где я вижу только резкие краски и отвратительные очертания, на самом деле живёт красота.
Некоторое время Панделум молчал; затем снова послышался его приглушённый голос, отвечавший на невысказанную мольбу о знании.
– По большей части это правда. Живые существа имеют право на жизнь. Это их единственное подлинно драгоценное достояние, и отнятие жизни есть злейшее преступление… Что касается остального, то вина не твоя. Красота есть повсюду, все могут видеть её, все – кроме тебя. Это внушает мне печаль, потому что тебя создал я. Я вырастил тебя из первичной клетки; я дал звучание струнам жизни в твоём теле и мозге. И несмотря на все мои старания, я допустил ошибку; когда ты вышла из чана, я обнаружил, что в твоём мозгу есть порок: вместо красоты ты видишь безобразие и вместо добра – зло. Подлинное безобразие, подлинное зло ты никогда не видела, потому что на Эмбелионе нет ничего злого и мерзкого… Если бы тебе не повезло и ты встретилась бы с таким, я опасался бы за твой разум.
– Не можешь ли ты изменить меня? – воскликнула Т'саис. – Ты волшебник.
Неужели я и впредь должна жить слепой к радости?
Тень вздоха донеслась из‑за стены.
– Я действительно волшебник, я знаю все до сих пор созданные заговоры, знаю хитрость рун, заклинаний, волшебных изображений, экзорцизма, талисманов. Я Владыка Математики, лучший после Фандаала, но я ничего не могу сделать с твоим мозгом, не уничтожив твой разум, твою личность, твою душу – потому что я не бог. Бог может вызвать предметы к существованию, а я опираюсь только на магию, и её заговоры способны лишь изменять и переделывать пространство.
Надежда растаяла во взгляде Т'саис.
– Я хочу на Землю, – сказала она немного погодя. – Небо на Земле постоянного голубого цвета, и в нем царит красное солнце. Я устала от Эмбелиона, где нет никаких голосов, кроме твоего.
– Земля, – задумчиво сказал Панделум. – Тусклое место, древность которого превосходит всякое знание. Когда‑то это был высокий мир облачных гор, ярких рек, а солнце его было белым сверкающим шаром. Века дождя и ветра избили и сгладили гранит, а солнце теперь слабое и красное. Тонули и вставали вновь континенты. Миллионы городов вздымали свои башни, потом распадались в пыль. Теперь на месте прежних людей живут несколько тысяч странных созданий. На Земле гнездится зло, зло, отцеженное временем…
Земля умирает, она в сумерках… – колдун замолчал.
Т'саис с сомнением ответила:
– Но я слышала, что Земля прекрасна, а я хочу постигнуть красоту, даже если ради этого придётся умереть.
– Но как ты узнаешь красоту, увидев её?
– Все люди знают красоту… Разве я не человек?
– Конечно, ты – человек. |