– Церковь, бесспорно, одна из составляющих театрального ритуала, который он использовал, чтобы приманить девушек. Но на данной стадии расследования я бы не рискнул высказывать далеко идущие соображения.

– Так ты не считаешь, – удивилась Донован, – что церкви имеют для него особое значение?

– Всякое возможно, – пожал плечами Тарталья. – Но пока мы ничего не можем сказать наверняка. Если начнем строить догадки насчет психологической мотивации убийцы, рискуем попасть пальцем в небо… И потом, даже если церкви имеют для таинственного Тома особое значение, как это поможет нам отыскать его?

– Значит, вы не желаете тратить время на составление его психологического портрета? – скептически уточнила Дикенсон.

– Я, признаться, считаю, что профайлинг – дело темное. Психологическое профилирование так же близко к науке, как гороскопы бульварных газетенок. – Тарталья смотрел на усталое лицо Дикенсон со смешанным чувством досады и сострадания. – Всем нам хотелось бы иметь волшебное средство, а мне было бы на редкость приятно сообщить вам, что да, оно сработало. Но стоит только вспомнить, сколько провалов случалось в иных громких делах, и понятно: психологические профили частенько вносят путаницу в расследование, сбивают детективов с толку.

– Значит, с профайлером мы консультироваться не будем? Ни с каким таким ученым психологом? – уточнила Донован, насмешливо глянув на Дикенсон.

– По крайней мере, не на этой стадии расследования, – неопределенно бросил Тарталья, понимая, что его, возможно, попросту заставят привлечь к делу профайлера, хотя бы ради того, чтобы угодить начальству, убедить, что действуют они по всем правилам науки. Но, по его личному убеждению, хороший, опытный детектив пользы всегда приносит гораздо больше любого профайлера, хотя такое мнение сейчас и немодно.

– Однако профайлеры, безусловно, помогают сузить зону поиска, – раздраженно возразила Дикенсон, не желая признавать поражения.

– В теории – да. Но, как и всегда и всюду, все зависит от качества поступающего сырья. Заложишь хлам и в конечном итоге получишь тоже хлам. – Тарталья вздохнул. Хоть бы эта Дикенсон отвязалась от него наконец! Но он, как и всегда, предпочитал высказываться честно, пусть даже его еретические слова и дойдут каким‑то манером до Корниша, ярого сторонника психологов. – Вот я приведу вам яркий пример. Профайлер, которого мы привлекали к розыску Душителя из Северного Лондона, оказался хуже чем бесполезен, хотя у него имеется список научных степеней длиной с руку и он считается одним из лучших британских психологов. Но…

– Но есть прямо‑таки фантастические книги по составлению психологических портретов! – перебила его Дикенсон. – Не могут же все они быть чепухой.

– Я и не говорю, что эти книги – чепуха, хотя анализ многих уголовных дел подкорректирован, прямо скажем, задним числом. Моя личная точка зрения такова: ни к чему нам распыляться… Возвращаясь к делу Душителя, напомню: профайлер‑психолог, или аналитик поведенческих характеристик, как теперь полагается называть их по‑научному, палил в мишень, а угодил в белый свет. Впустую потратил массу нашего времени. Убеждал нас, будто преступник, которого мы разыскиваем, жестокий насильник, превратившийся в убийцу, – это человек лет двадцати пяти, который живет один, не умеет заводить друзей и страдает сексуальными расстройствами. На самом деле Майклу Бартону оказалось далеко за тридцать, у него была куча друзей, и ловелас он был еще тот. А его жена была так довольна его подвигами в постели, что никогда даже вопросом не задавалась, а чем, собственно, он занимается поздними ночами, когда предполагалось, что он выгуливает собаку?

– Но вы его все‑таки поймали, – вставила Донован.