Маркграфиня требовательно взглянула на братца, и тот важно кивнул, подтверждая ее слова.
— Похоже, он поскакал навстречу убийце, — продолжала маркграфиня, — и тот встретил его ударом в живот. Вот, смотри на рану, сержант! Это чужанское копье с топориком, другое лезвие так не бьет. Не Сын Ласточки, нет, рангом пониже, но пары баранов будет стоить.
Сайнем глянул на своих десятников, и те кивнули, подтверждая графинечкины слова.
— Твой человек упал с коня, и тот, кто сидел в засаде, добил его. Смотри, он раскроил ему топором череп. Смотри, сержант!
Изуродованным оказался Брес. Тот самый весельчак, которому даже на донжоне замка мерещились шустрые девицы. Чернявая меж тем гнула свое:
— Твои люди позатоптали все следы, но раны говорят сами за себя: такое могло случиться, только если в засаде сидел один человек. Он убил двоих двумя выстрелами, но в третий раз промахнулся, и ему пришлось драться врукопашную. Будь там банда, твой человек никогда не поскакал бы с дороги в лес. Они набросились бы на него прямо на дороге или еще раз обстреляли бы. Или дали бы уйти, а сами ограбили трупы. А этот никого не грабил. Только вынул свои стрелы и увел лошадей. Но третью стрелу мы нашли! Ту, которая прошла мимо цели. Смотри!
И графинечка, царственным жестом вытащив из рукава стрелу, протянула ее Сайнему. Тот (что поделать!) поднял стрелу повыше и показал дружине. Да, возразить было нечего. Почти нечего. Кленовая, наконечник хорошей ковки, оперенье выкрашено в зеленый цвет. Такую не сделаешь на коленке, сидя на завалинке. Королевская.
Смерды по-прежнему безмолвствовали (хорошо их вышколил старый маркграф!), но чужане загалдели. Как любые воины, они любили рассказы о драках, а графинечка только что угостила их хорошей историей. Однако если истинных людей убивают королевскими стрелами…
Начавший вызревать погром пресекла все та же графинечка следующей фразой:
— Королевские стрелы и чужанский топорик. Здесь не обошлось без грабежа, но в деревнях такого оружия не бывало отродясь.
— Почему же? — ядовито осведомился Сайнем. — Если вы считаете, что не обошлось без грабежа, то почему бы здешней шайке не ограбить сперва королевского гонца, а потом кого-нибудь из истинных людей? Или купить все это на ярмарке в Купели?
— Хорошо, — графинечка не моргнула глазом. — Обыщите каждый дом, и если вы найдете такую стрелу и такой топор, я сама передам хозяев в ваши руки.
— А если не найдем, это докажет, что хозяева сообразили вовремя спрятать оружие в лесу, — парировал Сайнем.
— Может быть, но вот это вы никогда не купите на рынке в Купели, — подал вдруг голос молчаливый братец.
С этими словами он извлек из-за пазухи короткий витой шнур — красная нить вперебой с золотой, а на кончиках — два резных костяных шарика, внутри которых перекатывались, звенели и сверкали сквозь резьбу стеклянные бусины. Завязка на кошелек, дорогая, изысканная вещица, от которой за версту веяло столицей.
— Зацепилась за куст и повисла, — пояснил братец. — В этих краях таких прежде в глаза не видали.
Сайнем отдал стрелу одному из своих и взял в руки шнурок. Десси и Рейнхард приготовились к новому туру препирательств по поводу грабежа, обысков и схронов в лесу, но внезапно случилось то, что всерьез напугало шеламку.
С лица Белого Рыцаря разом пропали напускная важность и высокомерие — он вдруг поскучнел и посерьезнел, и Десси некстати вспомнила, что на языке чужан есть слово «забота», которое обозначает заботу матери о ребенке, дочери о родителях или мужчины об оружии, а есть слово «забота», которым обозначают гнойник на пальце или воспалившийся зуб.
«Что-то он знает, чего я не знаю, — подумала лжеграфиня. |