Она взяла в рот головку, изо всех сил куснула, почувствовав вкус крови. В ушах зазвенело от мужского вопля. Симона рванула ручку дверцы, вывалилась и побежала в ночь.

Мчалась без остановки. Заблудившись, потеряв всякую ориентацию, неслась по бесконечному лабиринту темных улиц с закрытыми магазинами, зная, что, если бежать и бежать, со временем попадется что‑нибудь знакомое, откуда можно вернуться в дом под дорогой.

На бегу в слепой панике она не замечала, что черная машина рывками следует за ней, держась на безопасной дистанции.

21

Покружившись какое‑то время по беспорядочно застроенной территории Королевской больницы Южного Лондона, Линн в отчаянии остановила «пежо» у отделения скорой помощи, подъезд к которому загораживал железный барьер. Было чуть больше половины одиннадцатого.

– Господи Иисусе! – вздохнула она. – Как здесь люди вообще находят дорогу?

Каждый раз она теряется. Постоянно ведутся строительные работы, а печеночное отделение, похоже, снова переместили в другое здание. С прошлого посещения добрых два года назад сменились все подъездные дорожки и стоянки.

Она растерянно оглядывала окружающие корпуса – высокие монолиты смешанных архитектурных стилей, силилась прочитать в свете уличных фонарей красные, желтые, светло‑зеленые указатели. Нужный корпус Росслин, куда, согласно полученному разъяснению, можно попасть через корпус Баннермана, нигде не упоминался.

– По‑моему, мы не туда попали, – объявила Кейтлин, не отрывая глаз от дисплея, с лихорадочной сосредоточенностью тыкая в кнопки.

– Думаешь? – добродушно переспросила Линн, хотя в душе царило отчаяние.

– Угу. Если б попали туда, тогда там бы и были, правильно?

Несмотря на страх, усталость, растерянность, Линн насмешила забавная логика дочери.

– Разумеется, правильно.

– Я всегда права. Просто спрашивай. Я как бы типа оракул.

– Наверное, оракул сказал бы, куда теперь ехать.

– Для начала давай задний ход.

Линн немного подала назад, остановилась у других указателей – Хопгуд, корпус «Золотой юбилей», въезд в Центральную больницу, клуб «Вэраети» детской амбулатории…

– Где же Баннерман, черт побери?

Кейтлин покосилась на нее от дисплея:

– Остынь, женщина. Знаешь, это вроде игры по телевизору.

– Терпеть не могу этого выражения!

– Про игру по телевизору? – поддразнила ее дочка.

– Остынь, женщина! Мне неприятно.

– Ну, ты здорово завелась. Теперь меня заводишь.

Линн оглянулась и снова дала задний ход.

– Жизнь – игра, – провозгласила Кейтлин.

– Игра? Что это значит?

– Просто игра. Выиграл – живешь, проиграл – умираешь.

Линн резко затормозила и повернулась к Кейтлин:

– Ты в самом деле так думаешь, милая?

– Угу. Моя новая печень как бы спрятана в лабиринте. Ее надо найти. Если найдем вовремя, буду жить. Если нет – полный облом.

Линн фыркнула, обняла дочь за плечи, притянула, чмокнула в висок, вдохнув запах шампуня и геля.

– Господи Боже, до чего я люблю тебя, детка!

Кейтлин передернулась и невозмутимо заметила:

– Да, я заслуживаю настоящей любви.

– Иногда, – поправила Линн. – Только время от времени.

Девочка равнодушно кивнула и вновь начала набирать сообщение.

Линн доехала задним ходом до Денмарк‑Хилл, направилась вперед, отыскав подъездную дорожку, повернула налево мимо желтых машин скорой помощи, стоявших у закругленного стеклянного фасада почти неуместно современного корпуса, где, наконец, увидела указатель к корпусу Баннермана, и вильнула направо на автомобильную стоянку напротив недавно отремонтированной викторианской постройки.