– Наш друг, мистер Кот, не очень любит представителей семейства сапиндоцветных, и сейчас мы это с вами увидим.

Кот отчаянно мяукал, и Фэйт на мгновение подняла глаза, чтобы увидеть животное, которое само разрывало свой живот.

Она вновь отвела взгляд. Вокруг нее студенты делали записи и вели себя так, будто ничего особенного не произошло. Она слышала, как профессор что-то сказал, как кот взвизгнул в агонии – это был короткий, резкий, обжигающий звук, – а потом наступила тишина. Девушка слева от нее и глазом не моргнула.

Возможно, закон не запрещает убивать животных таким образом, но это неправильно. Даже самое извращенное воображение не поможет увидеть в этом научные опыты. Это была никому не нужная демонстрация отвратительных примеров, о которых вполне можно было просто услышать на лекции или прочитать в книге. Это была жестокость ради жестокости.

Фэйт тошнило, и она заставила себя глубоко вздохнуть. Кто-то должен положить этому конец. Кто-то…

Джим.

Да, Джим. Она все расскажет ему. Может быть, он сможет напечатать об этом в газете. Если студенты узнают, что над животными массово издеваются, а потом убивают лишь для того, чтобы показать, как ядовитые растения влияют на их организмы, начнутся протесты. И тогда, возможно, факультет естественных наук или даже администрация Университета будут вынуждены изменить эту политику.

– Посмотрите на перфорацию кошачьего живота. Именно поэтому кот пытался разорвать его собственными когтями. Кровь, которую вы здесь видите…

Фэйт встала, собрала свои книги и тетради и вышла из аудитории.

Глава 6

I

Глядя на бледное небо, он вспомнил Уильямс и массивные белые облака, летящие по бесконечному голубому небу в сторону Нью-Мексико.

Ему захотелось оказаться там.

Мимо прошла группа девушек-студенток, практически одинаково упакованных в короткие и облегающие фигуры летние одежды.

Хотя здесь, в Калифорнии, тоже есть свои преимущества…

В животе у него громко заурчало, и он посмотрел через плечо стоявшего перед ним парня, чтобы понять, получила ли девушка перед ним свою еду.

Конечно, нет.

Несмотря на все смены персонала, случившиеся за четыре года его учебы в Брее, обслуживание в «Хангер хат» не улучшилось ни на йоту. И чтобы получить стаканчик с колой, требовались все те же десять минут.

Джим взглянул на растущую у него за спиной очередь в закусочную. На него смотрели совершенно ничего не выражающие лица, и он впервые обратил внимание, что все в очереди молчат и не слышно никаких разговоров. Студенты, ждавшие возможности купить ленч, были совершенно безмолвны.

То чувство беспокойства, которое то появлялось, то исчезало с момента его возвращения в Калифорнию, вновь охватило его. В этом было что-то ненормальное, это было неправильно. Студенты не могут стоять в очереди совершенно молча. Взглянув на их лица, Джим не увидел на них ничего, кроме тупой, непробиваемой апатии, и неожиданно почувствовал озноб. Он заставил себя смотреть прямо перед собой. И, хотя не произошло ничего конкретного, ощутил в пустых лицах и языке тела окружавших его людей подспудную готовность к насилию. Подобное он испытал, когда был на концерте в «Форуме» как раз перед началом беспорядков в Лос-Анджелесе. Тогда тоже ничего не происходило, но в воздухе чувствовалось напряжение, ощущение того, что что-то может вот-вот случиться и, скорее всего, произойдет, – и это ощущение испортило ему все удовольствие от концерта. Он не чувствовал себя в безопасности, пока не добрался до Оринджа и не заперся в своей комнате в пригороде, населенном представителями среднего класса.

Сейчас Джим чувствовал то же самое, но, может быть, не так явно.

Неожиданно ему стало не по себе со всеми этими студентами за спиной, и он даже подумал, не стоит ли плюнуть на все, бросить очередь, купить замороженный буррито в одном из торговых автоматов и вернуться в редакцию.