Хови впервые заговорил о том времени, когда они не были вместе, и Джим почувствовал, как что-то сдавило ему грудь.

– Расскажи, – попросил он.

– Да нечего рассказывать.

– Да ладно тебе…

– Все началось с обострения. – Хови вздохнул. – Боли здорово усилились после окончания семестра. Стали сильнее, чем раньше. Сейчас-то уже получше, но… – Он отвел глаза. – Счастье, что предки оказались рядом. Когда все началось, я решил, что настал конец. Честное слово, подумал: «Вот и всё».

– Ты из-за этого не смог приехать в Аризону?

– Ну да.

– А почему ты мне ничего не сказал?

Хови продолжал смотреть в пол.

– Не знаю. Понимаешь, лето только начиналось… Наверное, не хотел тебя волновать.

– Ты что, думаешь, я тебе чужой человек?

– Нет, но… Понимаешь, это моя проблема.

Джек облизал губы и набрал в легкие побольше воздуха.

– А я думал… я думал, что ее вроде как… остановили. Не знал, что тебе может стать хуже.

– Когда мне только поставили диагноз, доктора сказали, что я не доживу до двадцати одного года. И если даже мне повезет, я уверен, что к тридцати умру.

Он говорил это небрежно, спокойным, рассудительным голосом, и Джим восхитился его силой духа и самообладанием. Как будто прочитав его мысли, Хови улыбнулся.

– Я знаю об этом с детства. Это просто данность. И к ней постепенно привыкаешь.

– Что не значит, что она должна тебе нравиться.

– А я этого и не говорил. Я просто принимаю ее. Приходится. Выбора у меня нет.

– Но как ты умудряешься жить обычной жизнью? Как ты умудряешься притворяться, что все это – универ, домашние задания, тесты, даже диплом – все это что-то для тебя значит? То есть я хочу сказать… твою мать, если б у меня было… смертельное заболевание, я бы немедленно бросил учебу и попытался бы успеть сделать как можно больше. За оставшееся мне время я попытался бы попробовать все на свете.

На губах Хови появилась философская улыбка.

– Ты ведь тоже ходишь под смертным приговором. Все под ним ходят. Так почему ты тратишь время на вещи, которыми не хочешь заниматься?

– Но ведь если не произойдет какой-нибудь гребаный несчастный случай, я проживу долгую нормальную жизнь.

– Вот в этом-то все дело. Я тоже хочу жить нормальной жизнью. Пока могу. А нормальная жизнь для парня моего возраста – это университет, учеба, развлечения, друзья. И вот этим я и занимаюсь.

– А разве тебе не хочется…

– Чего? Пробежать марафон в своей коляске? Забраться на Эверест? – Хови неловко покачал головой. – Я не хочу ничего никому доказывать. Я таков, каков есть, и точка. Я это принимаю и…

– Просто плывешь по течению?

– Вот именно.

Джим улыбнулся и кивнул, будто все понял, но на самом деле он не понял ничего. Неожиданно у него появилось странное желание, чтобы мускульной дистрофией вместо Хови был болен он сам. Ему не было бы так плохо, если б больным оказался он. Он не чувствовал бы себя таким бесполезным, беспомощным и полным жалости.

Какая глупость… Хови справляется с болезнью гораздо лучше, чем справлялся бы с ней он. И что бы он себе ни придумывал, он никогда не будет таким же сильным, как Хови.

– Дело не только в болезни, – продолжал тот. – Здесь все постепенно разрушается. Я должен был работать в Центре занятости – анализировать рабочее время. Потом мне стало настолько плохо, что пришлось от этого отказаться, но перед этим я почувствовал изменения.