— «Молодой человек должен о ком-нибудь думать», — сказала Элизабет, — «и почему бы ему не посчастливилось, как Роберту, который получил хорошую жену и шесть тысяч фунтов?»

— «Мы не должны желать счастья каждый для себя», — ответила Эмма. — «Счастье одного члена семьи это общее счастье».

— «Я уверена, мое все прошло», — сказала Элизабет, еще раз вздыхая при воспоминании о Пёрвисе. — «Я была достаточно несчастна, но не могу сказать тебе многого, так как тетя вышла снова замуж так глупо. Ну, ладно, надеюсь, что тебя ждет чудесный бал. Следующий поворот приведет нас к главной дороге. За изгородью видна церковная башня, она закрывает «Белый Олень». Я жажду узнать, что ты подумаешь о Томе Масгрейве».

Таковы были последние слова, произнесенные мисс Ватсон перед тем, как они миновали Главные ворота и въехали на мостовую городка, тряска и шум которой сделали дальнейшую беседу совершенно невозможной. Старая кобыла резво рысила дальше, не нуждаясь в поводьях, чтобы не сбиться с правильного пути, и допустила только один промах, попытавшись остановиться у лавки модисток перед тем как подъехать к двери м-ра Эдвардса.

М-р Эдвардс жил в лучшем на этой улице доме, и, возможно, лучшем в этой местности, если бы м-ра Томлинсона, банкира, можно было бы порадовать, называя его нововозведенный в конце городка дом с кустарниковой аллеей и подъездной дорогой лучшим в графстве. Дом м-ра Эдвардса был выше, чем все соседние, с двумя окнами с каждой стороны от дверей, окна были защищены цепью, протянутой между столбами, к двери вел ряд каменных ступеней.

— «Ну, вот», — сказала Элизабет, когда их повозка перестала двигаться, — «мы добрались без приключений, и по рыночным часам, мы ехали только тридцать пять минут, которые, я думаю, прошли достаточно приятно, хотя и не для Пенелопы. Разве это не красивый город? Ты видишь, что Эдвардсы владеют внушительным домом, и их образ жизни отличается пышностью. Я могу тебе заранее сказать, что дверь откроет человек в ливрее и с напудренной головой».

Эмма видела Эдвардсов только однажды утром в Стэнтоне, поэтому они были ей совсем незнакомы, и хотя ее дух не был невосприимчив к ожидаемым удовольствиям вечера, она ощущала небольшое беспокойство, думая о том, что им будет предшествовать. Ее беседа с Элизабет, также добавив несколько очень неприятных ощущений, вместе с уважением к собственной семье, сделала ее более восприимчивой к неприятным впечатлениям, происходящим от других источников, и увеличила чувство неловкости от вторжения в частную жизнь чужих людей после очень короткого знакомства.

В манерах миссис и мисс Эдвардс не было ничего, чтобы такое настроение сразу поменялось, мать, хотя и очень добропорядочная женщина, была крайне сдержана, а ее чрезмерная любезность носила официальный характер, что касается ее дочери, вежливой девушки двадцати двух лет, с волосами, накрученными на бумажки, то естественно, что в ней было что-то от матери, которая ее вырастила.

Эмму скоро оставили одну узнавать, что они собой представляют, так как Элизабет должна была спешить назад, и очень, очень скупые замечания относительно ожидаемого великолепия бала были единственным, что нарушало периоды молчания в течение получаса, перед тем как к ним перед обедом присоединился хозяин дома. М-р Эдвардс имел намного более легкий и общительный характер, чем дамы его семьи, он пришел с улицы бодрый, и был готов рассказать что-нибудь, что могло даже показаться интересным. После сердечного приветствия Эммы, он обернулся к дочери со словами:

— Ну, Мери, я принес тебе хорошие новости. Сегодня вечером Осборны совершенно точно будут на бале. В «Белом Олене» заказаны лошади для двух карет, которые должны быть у Осборн Кастла к девяти».