Больше десяти лет спустя я размышлял о том дне на берегу, сидя в машине с телефоном в руке и глядя со скал Ла-Хольи на Тихий океан. Тогда, на тренировке, я думал: «Это худший момент в моей жизни». Я покачал головой и глубоко вздохнул. Вовсе нет. Теперь было хуже.

Я уже упоминал об этом периоде раньше, рассказывая о встрече с Тоддом Дакарменом. Но то был причесанный, оптимистичный вариант истории. Теперь, когда мы с вами познакомились поближе, позвольте мне поведать обо всем без прикрас.

В то время прошло уже пять лет с тех пор, как я уволился из армии. В последние три-четыре года я работал над своим многомиллионным проектом в пустыне южной Калифорнии. Я посвятил Wind Zero всего себя. А также угрохал на него 4 млн долларов, значительную часть которых получил от инвесторов, включая друзей, бывших товарищей по подразделению SEAL и даже членов семьи — словом, всех, кто в меня верил. И все это рушилось на глазах, задушенное чередой необоснованных, но тягостных судебных разбирательств по поводу воздействия на окружающую среду, а денег на защиту у меня больше не было.

Я собирался позвонить своему юристу и дать указание сворачивать дело. Четыре миллиона вылетели в трубу. Семья, друзья, доверие десятка людей. Пять лет жизни. И самое главное — репутация: если ее лишишься, черта с два восстановишь.

Я хотел поступить точно так же, как тогда на берегу, — пронзить ситуацию холодным взглядом и сказать: «Не дождетесь. Я не сдамся. Придется вынести меня отсюда в мешке для трупа». Но теперь я находился не в школе спецназа. Вопрос касался бизнеса, и как предприниматель я уже лежал в мешке для трупа. Мой хороший друг и он же мой юрист Джон Тишлер подтвердил: «Это случается сплошь и рядом, Брэндон. В данный момент ты уже не сможешь восстановить компанию. Придется закрыть ее». И я знал, что он прав.

Так что я позвонил.

Затем дела пошли еще хуже. Округ пытался пробить корпоративный щит и подать иск персонально против меня. Несколько партнеров ополчились на меня и тоже подали в суд. Мне пришлось потратить почти 100 000 — которых у меня не было — на погашение долгов компании, выполнить обязательства, которые я брал лично на себя, чтобы покончить с этой историей и жить дальше.

И тут жена поставила меня в известность, что не может больше выносить наш брак.

Заканчивались летние каникулы, и она не хотела, чтобы дети меняли школу в середине учебного года, поэтому разойтись следовало немедля. Совсем недавно, заключив выгодную сделку, мы переехали в новое съемное жилище — приятный дом с видом на океан. Всего несколько дней назад мы распаковали вещи. Но ничего не поделаешь.

День, когда мы сказали детям о разводе, был худшим в моей жизни. Мы обратились к превосходному психологу (на хорошее дело денег не жалко) за рекомендациями, как лучше всего сообщить ребятам эту ужасную новость. Я и поныне очень рад, что мы сделали это, хотя трудно поверить, что могло быть еще хуже. Мы отвели детей в парк, куда с ними никогда не ходили, — мы не хотели, чтобы этот день запомнился им в связи с местом, которое они любили. Усадили детей и вместе объявили, что расходимся. Конечно, они были безутешны. Я и сам плакал как дитя. Это невероятно тяжело.

Никакие инструкторы, швыряющие в лицо песок, не причинят такой боли. Будь их хоть сорок человек.

За одну ночь — в буквальном смысле слова — я превратился из тренера Малой лиги в одинокого человека, живущего в пустом доме, без детей, принужденного вести неловкие разговоры с новыми соседями. Выражение «упадок духа» даже приблизительно не отражает моего состояния.