Девушка чуть повернула голову и кивнула на статую.

– Я натурщица, – сказала девушка. – Меня зовут Лида. Развяжите меня.

– А с какими такими ребятами? – продолжал допрос Славик. –  И за каким вином?

– Он пьянствовал всю ночь с ребятами, – сказала Лида, – провозился всю ночь с пятью прощелыгами, им не хватило пойла… – Она вздохнула и вдруг затараторила возбужденно: – Я приперлась как всегда в восемь, дочку отправила в школу – дочка у меня ходит в первый класс, – и пришла, а он… он набил тачку хохочущими гомосеками и поехал за пойлом… Они привязали меня к стулу и велели мне обождать… – Лида всхлипнула и замолкла.

Славик дотронулся пальцем до ее плеча.

– И это все, что ты знаешь?

– Да, – кивнула Лида, глядя снизу вверх. – Я натурщица, мне надо работать, а он…

– Так, все ясно, – сказал Славик. – Еще одна человеческая трагедия. Развяжите ее!

«Работяги» с пониманием закивали. Кто то бросился развязывать девушку. Славик обернулся ко мне.

– Фу ты, ну ты, – сказал он. – Настоящие художники, понимаешь, почти все сплошь педерасты!

Мы просидели в этой мастерской больше часа. Я не знал, что даст это ожидание в поисках Нади, но решил до поры до времени не встревать со своими проблемами. В конце концов, чтобы не скучать, мы устроили смотр конкурс работ скульптора Воскресенского. То, что нам не нравилось, мы разбивали кувалдой.

Придумала все это Лида.

– Зачем? – спросил у нее Славик.

– Я укажу вам парочку работ, которые я терпеть не могу!

«Девушка в трусах и майке» была уничтожена Лидой в первую очередь.

– Он мне повременно платит, – объясняла натурщица. – Я с него, г…на такого, за сегодня тройной тариф возьму! С нуля будет лепить.

За это время Славик несколько раз вытаскивал мобильный телефон и связывался с Дедом. Дед отвечал, что надо ждать художника. Я не лез в эти дела, полагая, что Славик знает, что делать.

И вот художник объявился. Было уже что то около обеда. Воскресенский вернулся не сам, его привезли на милицейской «канарейке» два сержанта (мы увидели их из окна). Парни втащили скульптора под руки, положили на диван и только затем озадаченно уставились на нас.

– А кто вы такие? – наконец, спросил один.

– Натурщики, – спокойно ответила за всех Лида и, поставив ногу на стул, поиграла трехглавой мышцей голого бедра. – Воскресенский задумал лепить групповую статую. Разумеется, трудовые книжки у всех нас в порядке.

Конопатый сержант, задавший вопрос, ошарашенно смотрел на девушку. Потом сглотнул и обратился к напарнику:

– Похоже, нам здесь нечего делать.

– Ага, – отозвался тот.

– Позаботьтесь о нем, – сказал конопатый сержант. И указал на художника.

– Ага, – повторила девушка.

Милиционеры переглянулись. Мы смотрели на них так, что им было очень неуютно, и они ушли. Мы остались возле пьяного скульптора.

* * *

– Здесь есть кран с холодной водой, – сказала Лида через некоторое время. – Не удивляйтесь, мальчики, что я вам помогаю, – добавила она. – На этих парней в форме можете наплевать. Это постовые из здешнего отделения милиции. Они не впервые его притаскивают.

Лида тут же принесла пустое ведро, вымазанное чем то белым (известкой, что ли?), и мы набрали из под крана воды. Потом окатили скульптора. Прямо на диване. Опрокинув ведро над макушкой.

Мужик зашевелился, зашлепал во сне мокрыми губами.

– Ага! – вскричала Лида.