– Как вы думаете, он все‑таки примет нас?

– Думаю, что да, – сказал Росторн. – Мы возбудили его любопытство.

Ипполит вернулся через пятнадцать минут.

– Президент примет вас. Пожалуйста, сюда.

Они последовали за ним по богато орнаментированному коридору длиной, как им показалось, с полумилю, и остановились перед дверью.

– Президент крайне обеспокоен нынешней ситуацией, – сказал Ипполит, – не поймите его неправильно, если вам покажется, что он... в плохом расположении духа, скажем так.

Росторн понял, что Ипполит только что попал под горячую руку Серрюрье, и решил поднажать со своей стороны.

– Он придет в еще более плохое расположение духа, когда узнает, как с нами здесь обращались, – бросил он. – Это неслыханная вещь, чтобы представителей иностранной державы обыскивали, как обыкновенных преступников.

Ипполит, лицо которого приобрело какой‑то грязно‑серый оттенок, начал было что‑то говорить, но Росторн, не обращая на него внимания, толкнул дверь и вошел внутрь. Уайетт последовал за ним.

Это был большой, почти без мебели зал, украшенный с тем же изяществом, что и другие помещения дворца. В дальнем его углу они увидели складной стол, вокруг которого стояло несколько человек в форменной одежде. Они все что‑то горячо говорили, пока маленький человек, сидевший спиной к двери, вдруг не стукнул кулаком по столу и не прокричал:

– Найдите их, генерал! Найдите и сотрите в порошок!

Росторн почти не шевеля губами, сказал Уайетту:

– Серрюрье со своими генералами – Дерюйе, Лескюйе, Рокамбо.

Один из них что‑то прошептал на ухо Серрюрье, тот обернулся.

– А, Росторн, вы хотели мне что‑то сообщить?

– Пошли, – сказал Росторн, и они начали пересекать пространство зала.

Серрюрье сидел, облокотившись на стол, заваленный картами. Это был маленький, почти незаметный человечек с поднятыми плечами и впалой грудью. У него были коричневые глаза шимпанзе, в которых застыло выражение мольбы, словно их владелец никак не мог взять в толк, за что его можно ненавидеть или хотя бы не любить. Но голос его был груб и резок – голос человека, знавшего, что такое власть, и привыкшего командовать.

Он поскреб подбородок и сказал:

– Вы выбрали неудачное время. А кто этот белый человек?

– Это английский ученый, Ваше Превосходительство.

Серрюрье пожал плечами, словно вычеркивая Уайетта из списка людей, с которыми стоит иметь дело.

– Чего хочет британское правительство от меня?

– Меня просили кое‑что передать вам, – сказал Росторн.

– Что именно? – проворчал Серрюрье.

– Ценную информацию, Ваше Превосходительство. Мистер Уайетт – специалист‑метеоролог, он имеет сведения о надвигающемся урагане – очень опасном.

Челюсть Серрюрье отвисла.

– И вы пришли ко мне сейчас, в такое время, чтобы поговорить со мной о погоде? – вопросил он, словно не веря своим ушам. – Сейчас, когда война у порога, вы тратите мое время на пустяки? – Он схватил со стола карту и, сжав ее в своем черном кулаке, потряс ею под носом Росторна. – Я‑то думал, что вы мне сообщите что‑нибудь новое о Фавеле. О Фавеле, Фавеле – понимаете? Он сейчас меня интересует, а больше ничего.

– Ваше Превосходительство... – начал Росторн.

Серрюрье раздраженно прервал его.

– На Сан‑Фернандесе ураганов не бывает, об этом все знают.

– Был в 1910 году, – вставил Уайетт.

– У нас не бывает ураганов, – повторил Серрюрье, сверля Уайетта глазами. Внезапно он взорвался. – Ипполит! Ипполит, где, черт тебя возьми! А ну отправь этих дураков отсюда.