– Отто Фриш и Лиз Мейтнер тоже ничего плохого не имели в виду, когда в 1939 году впервые расщепили уран. Костон слегка кивнул в сторону Фавеля. – Если даже вы найдете способ укрощать ураганы, люди именно такого типа будут решать, как их использовать.

– Он мог бы спасти всех, – сказал Уайетт более громким голосом. – В самом деле, мог бы: Если бы он отошел в горы, правительственная армия последовала бы за ним.

– Да, конечно, – согласился Костон.

– Но он этого не собирается делать. Он хочет их пригвоздить в Сен‑Пьере.

Костон поскреб голову.

– Это на самом деле не так легко, как кажется. Ведь пока идет эвакуация, ему надо будет отбиваться от Серрюрье и Рокамбо. Затем он должен обеспечить организованный и безопасный отход своих войск. Далее он должен подумать о безопасности своей позиции по всей длине линии восьмидесятифутовой отметки, а это черт знает, какая длина, если учесть, что в его распоряжении всего пять тысяч человек, не считая тех, кто в течение этой операции погибнет. И, наконец, чтобы устоять против ветра, его армия должна врыться в землю. – Он с сомнением покачал головой. – В целом, чрезвычайно сложная и непредсказуемая операция.

Уайетт бросил взгляд на Фавеля.

– Я думаю, что он также одержим властью, как и Серрюрье, – сказал он.

– Послушайте, любезный. Начните думать как следует, – сказал Костон. – Он делает то, что он должен делать в сложившихся обстоятельствах. Он начал дело для того, чтобы его закончить, и в ситуации, в которой он очутился сейчас, он готов использовать любое подвернувшееся ему оружие, в том числе ураган. – Костон задумался. – Может, он, в конце концов, не так плох, как я думал. Когда он сказал, что не хочет больше сражений, я думаю, он был искренен.

– Может, и не хочет, – сказал Уайетт, – при условии, что он в выигрыше.

Костон заулыбался.

– Вот, – вы начинаете учиться смотреть на факты жизни с точки зрения политики. Черт возьми, насколько же многие из вас, ученых, наивны.

Уайетт проговорил с отчаянием в голосе:

– Когда‑то я хотел заниматься атомной физикой, но мне не понравилось, что из нее в конечном счете получается. Теперь я вижу, что все равно пришел к этому.

– Нельзя жить в башне из слоновой кости, – наставительно сказал Костон. – От внешнего мира не убежишь.

– Наверное, нет, – согласился Уайетт, хмурясь. – Ладно, надо предпринять что‑то в отношении Джули и Росторна.

– Что же вы думаете предпринять? – настороженно спросил Костон.

– Но что‑то же надо делать, – рассердился Уайетт. – Мне нужна машина и сопровождающий, хотя бы на часть пути.

– Вы, случайно, не собираетесь отправиться в расположение армии Рокамбо, а? – спросил Костон в замешательстве.

– Кажется, это единственный путь, – сказал Уайетт. – Больше ничего мне в голову не приходит.

– Так. Но я бы не беспокоил сейчас Фавеля такими проблемами, – посоветовал Костон. – Он сейчас слишком занят. – Он посмотрел на Уайетта так, словно прикидывал, в своем ли тот уме. – Кроме того, Фавель сейчас не захочет вас терять.

– Что вы имеете в виду?

– Он рассчитывает на вас. Вы будете смотреть на небо и давать ему информацию о развитии урагана, а он, опираясь на нее, будет корректировать свои действия с точки зрения времени.

– Ну нет, этого он не дождется, – процедил Уайетт сквозь зубы.

– Послушайте, – сказал Костон довольно резко. – Фавелю надо думать более, чем о шестидесяти тысячах людей. Он все же выводит население из Сен‑Пьера, что вовсе не является необходимой составной частью его боевых планов.