По мере того, как солнце поднималось выше, железные стены лачуги нагревались, и скоро к ним нельзя было уже прикоснуться. Женщины сидели и, обливаясь потом, прислушивались к реву моторов и скрежету рычагов. Судя по всему, карьер постепенно пустел.

Джули думала о том, что могло случиться с Росторном. Может быть, его тоже взяли в плен, а может, убили. В конце концов, их самих спасло неожиданное и счастливое появление черного офицера. Но теперь она прекрасно осознавала тот факт, что если ей не удастся выбраться из этой лачуги, ее уже никто не спасет. Она помнила слова Росторна о том, что карьер – опасное во время урагана место.

Она вспомнила о Уайетте. Как жалко, что они, едва успев встретиться, вынуждены были расстаться и теперь будут умирать порознь. Она не строила никаких иллюзий относительно своего ближайшего будущего и сомневалась в том, что Уайетту удалось пережить вал гражданской войны, захлестнувший Сен‑Пьер.

Ее мысли были прерваны голосом миссис Вормингтон.

– Я хочу пить.

– И я, – сказала Джули. – Помолчите.

Снаружи что‑то происходило или, точнее, не происходило, и Джули, обратясь к миссис Вормингтон, приложила палец к губам. Наступила тишина. Издали, с прибрежной дороги доносился глухой шум, но вблизи движение грузовиков прекратилось. Джули посмотрела в щелку и увидела, что карьер пуст, а ярдах в десяти от хижины сидит на корточках солдат. Он устроился в тени и, казалось, дремал. К ним все же приставили часового.

Джули подбежала к миссис Вормингтон, вырвала из ее рук сумочку и вынула из нее деньги. Миссис Вормингтон всполошилась.

– Что вы делаете? Это мои.

– Вы ведь хотите пить? Мы сейчас купим немного воды. – Она посмотрела на толстую пачку банкнот. – А может, и освобождение, если вы будете молчать. – Миссис Вормингтон закрыла рот. – Хотя я не знаю местного языка, но постараюсь как‑нибудь объясниться. Язык денег понятен всем, в конце концов.

Она подошла к двери и крикнула сквозь щелку.

– Эй, ты!

Солдат лениво повернул голову и уставился на дверь. Перед его глазами возникла бумажка, сильно напоминавшая крупную купюру, двигавшаяся вниз и вверх вдоль щелки. Он нехотя поднялся, взял винтовку и стал приближаться, настороженно и вместе с тем заинтересованно глядя на дверь. Только он протянул руку к купюре, она исчезла, и женский голос произнес:

– Вода... аква... принеси немного.

Солдат в недоумении стоял перед дверью.

– Принеси воды. Вода... аква... – настойчиво повторяла Джули.

Солдат почесал в затылке, затем его лицо прояснилось.

– О, аква!

– Да, да, – подтвердила Джули, – за деньги. Деньги – тебе. После воды.

Солдат разразился речью на непонятном языке, затем закивал головой и отошел. Джули с облегчением вздохнула. Мысль о холодной воде чуть не Вскружила ей голову, в горле у нее пересохло, язык превратился в наждак. Но прежде, чем солдат вернулся, требовалось кое‑что сделать. Едва ли он будет открывать дверь, – у него и ключа‑то, наверное, не было, но тогда как же он сможет передать bм воду?

Она взяла молот и, держа его наподобие клюшки для гольфа, стукнула наугад по одной из дверных планок. Гнилое дерево подалось, и от доски отломился кусок, образуя небольшую дыру. Она не решилась ударить во второй раз, не зная, как далеко отошел солдат.

Он возвратился, неся в одной руке бутылку, в другой – металлическую кружку. Джули потрясла дверь. Солдат что‑то сказал и пожал плечами. Стало ясно, что ключа у него не было, и она, наклонившись, просунула руку в проделанное ею отверстие.

– Давай! – сказала она, надеясь, что он не заметит свежего отщепа.

Он присел на корточки, но держал бутылку и кружку вне досягаемости ее руки.

– Л'аржан, – сказал он.