В общем, следствие получило возможность толковать полученный результат по своему усмотрению. Можно было считать, что теперь имеется подтверждение виновности Кузнецова и Баранова, а можно было видеть то же самое в отношении четы Грибановых. А кроме того, существовал и третий вариант – следствие могло оставить под подозрением и тех, и других. Вообще-то, окровавленные тряпка и матрас, найденные у Грибановых, ничего особенно пугающего могли и не означать; любой гинеколог скажет, что менструальные кровотечения порой бывают очень обильны, а тех средств женской гигиены, что в изобилии представлены в современных аптеках, тогда попросту не существовало. В 1938 г. судебная медицина ещё не обладала методикой определения пола человека по его крови, поскольку открытие полового хроматина М. Барром и Л. Бертрамом произошло много позже, лишь в 1949 г. Судмедэксперт Сизова не попыталась установить количество жидкой крови, попавшей на каждый из предметов, хотя в принципе такого рода методики тогда уже существовали. Они основывались на том, что из 1 литра жидкой крови получается 211 граммов сухого остатка и взвешиванием можно примерно определить количество жидкой крови, попавшей на ткань. Данный метод являлся не очень точным, но интерес представил бы порядок цифр – идёт ли речь о десятках граммов, что может быть объяснено бытовым кровотечением, или же о сотнях. Понятно, что обильное кровотечение уже наводило на мысли о криминале, в то время как незначительным можно было пренебречь. Однако помощник начальника уголовного розыска не ставил перед судмедэкспертом вопрос об определении количества крови, попавшей на предметы, а сама Сизова выйти за формальные пределы экспертизы не пожелала, хотя и имела законное право.

Итак, следствие могло двигаться во всех направлениях – экспертиза не снимала подозрений с арестованных. Поэтому в следственном изоляторе остался как Михаил Грибанов, дед убитой девочки, так и молодые любители голубей Василий Кузнецов и Сергей Баранов.

4 августа 1938 г., в четверг, помощник начальника уголовного розыска Евгений Вершинин устроил Сергею Баранову и Василию Кузнецову очную ставку. Формальная причина назначения очной ставки заключается в устранении противоречий в показаниях, но в конце 1930-х гг. на данное процессуальное действие смотрели несколько шире. Для следственной практики того времени очная ставка – это венец расследования, во время которого изобличенные преступники подтверждают в присутствии друг друга свою виновность. Если можно так выразиться – это символическая капитуляция, полное разоружение перед следователем. Для того же, кто в преступлении не сознается, очная ставка – это всегда тяжелое психологическое испытание, сильнейший удар по выбранной линии защиты, поскольку подозреваемый получает подтверждение тому, что разоблачать его будут явно, открыто и беззастенчиво, что называется, «глаза в глаза». Для правосудия, которое основывается не на уликах, а на признаниях и оговорах, очная ставка является эффективным инструментом психологического подавления не признающего свою вину подозреваемого. В том же случае, когда обвинение опирается на вещественные улики, польза от очной ставки в значительной степени нивелируется. При очевидной виновности признание подозреваемого своей вины в большей степени повлияет на тяжесть приговора, нежели на сам факт того, что обвинительный приговор окажется неизбежен при любой линии защиты.

Баранов в своих первоначальных показаниях утверждал, будто убийство Герды Грибановой Василий Кузнецов совершал в одиночку и не в том месте, где находился он сам, то есть Баранов. Кузнецов же рассказывал об этом иначе, он даже уточнял, что ногу девочке отрезал именно Сергей, поскольку сам он этого не делал. Кроме того, Василий категорически отрицал совершение полового акта с трупом и его раздевание. Очевидно, что все эти противоречия и детали требовали уточнения, так что по логике расследования очная ставка между подельниками была необходима.