1907

    Москва

2

         Над крышею пурговый конь

         Пронесся в ночь. А из камина

         Стреляет шелковый огонь

         Струею жалящей рубина.

         "Очнись: ты спал, и я спала…"

         Не верю ей, сомненьем мучим.

         Но подошла, но обожгла

         Лобзаньем пламенно-текучим.

         "Люблю, не уходи же – верь!.."

         А два крыла в углу тенистом

         Из углей красный, ярый зверь

         Развеял в свете шелковистом.

         А в окна снежная волна

         Атласом вьется над деревней:

         И гробовая глубина

         Навек разъята скорбью древней…

         Сорвав дневной покров, она

         Бессонницей ночной повисла —

         Без слов, без времени, без дна,

         Без примиряющего смысла.

    1908

    Москва

Я это знал

         В окне: там дев сквозных пурга,

         Серебряных, – их в воздух бросит;

         С них отрясает там снега,

         О сучья рвет; взовьет и носит.

         Взлетят и дико взвизгнут в ночь,

         Заслышав черных коней травлю.

         Печальных дум не превозмочь.

         Я бурю бешеную славлю.

         Когда пойду в ночную ярь,

         Чтоб кануть в бархате хрустящем,

         Пространство черное, ударь, —

         Мне в грудь ударь мечом разящим.

          Уснувший дом. И мы вдвоем.

         Пришла: "Я клятвы не нарушу!.."

         Глаза: но синим, синим льдом

         Твои глаза зеркалят душу.

         Давно все знаю наизусть.

         Свершайся, роковая сказка!

         Безмерная, немая грусть!

         Холодная, немая ласка!

         Так это ты (ужель, ужель!),

         Моя серебряная дева

         (Меня лизнувшая метель

         В волнах воздушного напева),

         Свивая нежное руно,

         Смеясь и плача над поэтом, —

         Ты просочилась мне в окно

         Снеговым, хрупким белоцветом?

         Пылит кисей кисейный дым.