А ведь как хороша! Как могла бы радовать и услаждать…
Лихвицкий достал из тайничка бутылку коньяка и, покосившись на часы, с отвращением налил себе полную рюмку — в такую рань ему еще пить не приходилось.
…Настасья Климова сняла номер в привокзальной гостинице для проезжего простого люда, потом внимательно изучила расписание поездов и просидела у окна своей комнаты, наблюдая за оживленной площадью. Заметив внизу щуплую даму, одетую с достоинством гувернантки, спустилась вниз и заговорила с ней по-французски. Женщина удивилась, уставившись на простолюдинку через поблескивающие стекла пенсне.
— Прошу прощения, мадам. Я вынуждена соблюдать этот маскарад — мне пришлось покинуть дом мачехи. чтобы соединиться с любимым. Я в отчаянии — воришки стащили мой чемодан, в таком виде я не могу путешествовать. — На ресницах девушки, так бойко говорившей по-французски, заблестели слезы, в ее манерах угадывалась смесь отчаяния с благородной гордостью.
— Бедное дитя, прогнусавила дама. — Но у меня. к несчастью, нет лишних средств…
— Ах, часть денег милостью Божьей осталась при мне… Анастасия Васильевна Барковская. — Представилась Настя.
— Изабелла Игоревна Анзор-Луазье. — Женщина приподняла брови, словно названная ею фамилия была известна всей России. — Репетитор игры на арфе.
— Очень, очень приятно! Мне так повезло, что я встретила даму доброго сердца и отменного вкуса. Ваш костюм для путешествий говорит о многом. Вероятно, он приобретен в Лондоне нынешней весной.
— Ах, милая! — Довольно улыбнулась дама. — У вас на редкость точный глаз. Английские костюмы — мой стиль. К тому же, они никогда не выходят из моды. Никто не скажет, что этому кардигану уже десять лет… Но чем я могу помочь вам, дитя мое?
— Вы знаете салон мадам Дюланже? Мы с сестрой одевались только там. Умоляю, возьмите извозчика и приобретите там все необходимое для путешествия на свой размер, как если бы выбирали для себя. У нас, кажется, фигуры похожи. Мне нужен добротный, но не бросающийся в глаза костюм, обувь, маленькая шляпка и, разумеется, белье… И не беспокойтесь, дорогая Изабелла Игоревна, в Москве меня встретит жених — и весь этот маскарад кончится. Ах, если бы вы видели моего Сержа! Это само благородство, честь, доблесть… И любовь… — Девушка смущенно опустила глаза… — Он из очень известной московской семьи…
К полудню Настя получила саквояж с необходимыми вещами и тепло. но решительно простившись с новой знакомой, уединилась в своем номере. Вытребовав у горничной ведро горячей воды, тщательно вымылась купленным в привокзальной аптеке хлорным мылом и с избытком опрыскалась цветочным одеколоном, прежде чем одеть новое белье.
Любезная арфистка отвела душу в модном салоне, приобретая хорошие вещи и дорогие пустячки. Даже чулки, перчатки и сумочка-кисет из стекляруса свидетельствовали о том, что выбравшая их для путешествия дама из весьма приличного общества. Снятое с себя белье Настя сожгла в печи. В последний раз взглянув в окно, она решительно покинула номер.
Вечером курьерским поездом в Варшаву выехала молодая дама с печальным. отрешенным лицом послушницы. Попутчицам, пытавшимся завязать беседу, она коротко сообщила, что спешит на похороны любимого дядюшки. Ту же историю она рассказывала в пульмановском вагоне первого класса поезда «Варшава-Париж», следовавшего через Берлин и Брюссель.
За все время долгого пути молчаливая пассажирка не завела дорожных знакомств и не проявила никакого желания излить кому-нибудь душу. Она не дремала, не читала брошенные на бархатный диванчик журналы, а все глядела в окно широко открытыми задумчивыми глазами. |