Он вышел на пути и поднял над головой фонарь, который казался пурпурным на фоне бледного предрассветного неба.

"Быстрее, быстрее!" — хотелось закричать девушке.

Ей пришлось ждать на открытой платформе. Никакая одежда не могла защитить ее от пронизывающего ноябрьского ветра. От холода у Мерайзы заледенели пальцы.

Казалось, ненастье только укрепило ее решимость поскорее уехать, стать свободной, навсегда забыть о прошлом, которое продолжало держать ее в своих сетях. Всю дорогу до станции она упорно боролась с желанием оглянуться. Но кто мог догонять ее? Кто из обитателей замка мог нуждаться в ней?

Вдали раздался гудок, и вскоре Мерайза увидела клубы дыма, валившие из паровозной трубы.

— Поезд идет, мисс,— объявил грум.— Обычно в этом поезде всего два пассажирских вагона, но пассажиров в этот час бывает мало.— Помолчав, он спросил:— Вы ведь вернетесь сегодня вечером, мисс? В какое время вы хотели бы, чтобы мы вас встретили?

Вопрос удивил Мерайзу. На мгновение девушка задумалась, но потом сообразила, что грум решил, будто она едет в Лондон на день, так как у нее нет с собой багажа. Несмотря на то что ей было трудно дать честный ответ, она твердо произнесла:

— Я не вернусь.

Мерайза прошла через кабинет отца и остановилась возле окна. Было пасмурно. За морозную ночь облетели последние листья с деревьев, и сейчас в небо устремлялись голые ветки.

Серый ноябрьский день как нельзя лучше соответствовал настроению девушки. Поеживаясь от холода, она подошла к камину и протянула руки к огню, весело плясавшему на сухих поленьях.

Почему, спрашивала себя Мерайза, ей все время кажется, что она никогда не согреется?

"У меня ледяное сердце",— сказала она однажды своей тетке.

Сейчас на Мерайзе было черное шерстяное платье, одно из двух, купленных в магазине в Сент-Олбанс после смерти отца. Сшитое из дешевой ткани, бесформенное, оно, однако, не могло скрыть совершенных линий ее фигуры и подчеркивало жемчужную белизну кожи и живой блеск волос, которые Мерайза собрала в тугой пучок и заколола шпильками.

Девушка не сомневалась, что бессонная ночь, проведенная в слезах, отразилась на ее внешности: глаза запали, под ними появились темные тени. Стоило ей вновь вспомнить о том, что пришлось пережить, как губы опять начинали дрожать.

Она напоминала себе загнанного животного, тщетно стремившегося уйти от охотников и спрятаться в норе. Ее постоянно преследовал голос отца, произносящего гневные тирады в адрес общества, обвиняющего тех, кто носит благородное имя. Любой светский скандал только подтверждал его правоту и уверенность в том, что во всех бедах страны виновато дворянство.

"Как же я могла быть настолько глупой, чтобы поверить ему?"— недоумевала девушка.

И в то же время она понимала, что только человек с феноменальной силой воли был способен противостоять его настойчивости и не позволять его взглядам подавлять сознание. Однако оказалось, что ненависть, накапливавшаяся в ее душе, убежденность в истинности обвинений отца, страстное желание отомстить — все-это может исчезнуть словно по мановению волшебной палочки. И не надо было гадать, что же стало причиной подобной трансформации. Слишком хорошо она знала, что во всем повинна любовь.

Уезжая из замка, она надеялась, что сможет отсечь прошлое, вычеркнуть недели, проведенные в Воксе, из жизни и предать забвению то, что произошло. Но чем дальше она удалялась от герцога, тем мучительнее было выносить разлуку с ним. Разве она могла забыть, как он держал ее в объятиях? Стоило ей закрыть глаза, и она вновь представляла, как он несет ее на руках по лестнице, вновь ощущала его близость, ей опять слышался его голос, преисполненный нежности и заботы. Стоило ей подумать о герцоге, как на глаза наворачивались слезы.

Вчера всю дорогу до Беррингтон-парка, где она наконец получила возможность остаться одна, она с трудом сдерживала рыдания.