С легким щелчком шарик лег в лунку.

— Тетиву поправь,— прошептал Север.

Соня аккуратно вложила оба края в прорезь и слегка потянула тетиву за середину.

— Руки береги, отпускаю.

— Давай!

Он мгновенно расслабился, упал на спину и закрыл глаза. Его могучие руки мелко дрожали, и Соня подумала, что такие усилия ни для кого не проходят даром.

— Можно? — попросила Гана, указывая на собранный лук.

— Осторожней только,— не открывая глаз, сказал Север.

— Верно,— согласилась Соня, отдавая подруге тяжелую игрушку.— Не сломай.

— О боги! — простонал Север, садясь.— С вами не соскучишься.

Он посмотрел на девушку, которая, зажав в слабой руке неподъемное оружие, второй упорно пыталась оттянуть тетиву, но та не желала сдвигаться ни на волос.

— Напрасно стараешься,— усмехнулся Вожак, растирая ладонями мышцы.

Гана не стала спорить. Она только сокрушенно вздохнула и сердито перевела взгляд на свои руки, словно те в чем-то перед ней провинились. Мурзио последовал ее примеру, но выглядел жрец более плачевно. Он решил-таки больше не испытывать шнур на прочность и теперь горестно смотрел на ладони, покрытые водянистыми пузырями, и на сочившуюся из них влагу.

— Болят? — сочувственно поинтересовалась воительница.

— Болят,— смиренно согласился митрианец.— Наказание за гордыню,— пояснил он.

— Что же ты, жрец? Знаешь, что грешишь, и все равно это делаешь? — насмешливо спросила она.

— Сет искушает нас…— со вздохом изрек тот.

Север, все это время с интересом прислушивавшийся к их разговору, наконец решил вмешаться.

— Как-то у тебя все просто получается. Все, что в человеке хорошего,— от Митры, а что плохого — от Сета,— говорил он, одновременно прилаживая лук к собранной ранее станине.

— Но разве же это не очевидно? — удивился Мурзио.

— Настолько не очевидно,— наставительно заметил Север,— что мне такие рассуждения и в голову никогда не приходили.

Мурзио хотел возразить, но сдержался.

— Как же тогда существует человек, если его действия не направляют дурные и добрые силы?

— Дурные и добрые силы? — переспросил Север.

— Да,— смиренно подтвердил Мурзио, хотя в голосе его и чувствовалось торжество.

— То,— ответил Вожак,— что толкает человека на поступки, что ты называешь добрыми и злыми силами, на нормальном языке зовется всего лишь желаниями.

— Да! Но кто внушает нам наши желания?! — запальчиво воскликнул митрианец.

— Тут ты прав,— согласился Север.— Именно в этом и состоит разница между, скажем, мной и тобой.

— Что ты имеешь в виду?

— Я предпочитаю лично отвечать за свои поступки, а не искать оправдания в мнимых происках Сета, Нергала, Деркэто или кого-то еще.

— Так ты считаешь, что неподвластен воле богов?! — закричал жрец, в ужасе закатывая глаза.

— Я не могу утверждать этого,— признался Север, подумав,— но и доказать обратное — тоже.

Мурзио возмущенно фыркнул, но, поскольку возразить ничего не смог, предпочел просто отойти в сторону.

Вожак, видя, что собеседник не склонен продолжать беседу, пожал плечами и вернулся к прерванной работе. Зингарец же задумался. Возмущение его улеглось быстро, ибо он понимал: Север принадлежит к тем редким людям, кто имеет собственные убеждения и так просто не отказывается от них.

В воине чувствовалась внутренняя сила, которая слагалась не только из силы физической и силы духа, но и из глубокой убежденности в своей правоте, которая проистекала из знания и опыта.