Как ни странно, при разговоре с ним Мурзио чувствовал себя не вестником воли Светозарного Митры, несущим свет божественной истины, а неопытным школяром, упражняющимся в пустом споре с наставником, который снисходительно отбивает неуклюжие выпады ученика.

Но разве так может быть?! Ведь он высказывает не собственные незрелые выкладки, а излагает сокровенную истину, мудрость которой выдержала многовековую проверку жизнью. Почему же тогда он пришел в такое смятение от простых слов этого зверопоклонника? Почему суждения Севера заставляют его мысли метаться? Почему он почувствовал себя раздетым и выставленным напоказ? Ведь такого с ним не случалось никогда прежде!

Несчастный жрец попытался успокоиться и довольно быстро пришел в себя, но вопрос так и остался без ответа. «Так в чем же причина?» — спрашивал он себя раз за разом, пока разгадка, еще смутная, не начала вырисовываться перед ним: Север не признавал в этом вопросе роли чувств, а все доказательства митрианца обращались именно к ним. Вечная Истина, ради которой он, Мурзио, не раз рисковал жизнью, для этого воина — пустые слова. Нет, нет! Такого просто не может быть! Должна отыскаться слабина и в его рассуждениях!

Зингарец попытался рассуждать холодно и логично — так, как рассуждал его противник. Но чем больше жрец думал и сравнивал, чем больше вспоминал случаев из собственной жизни или тех, которым оказывался простым свидетелем, тем больше убеждался в том, что Вожак прав. Все, о чем говорил митрианец, опиралось на суждения богословов, почерпнутые им из священных книг, но никак не из жизни. Более того, каждый из приводимых им примеров можно истолковать не только так, как привык это делать он, в свете учения Митры, но и иначе, если посмотреть с позиций Севера. Но ведь это не доказывает ни ошибочности веры в Светозарного, ни правоты Севера! Мурзио чуть не издал торжествующий вопль, но вовремя спохватился: ведь воин и сам признает, что не пытается опровергнуть митрианство, а всего лишь излагает свое мнение.

Почувствовав, что вконец запутался, Мурзио тряхнул головой, словно сбрасывая наваждение. Он искоса посмотрел на Вожака и увидел, что тот встал наконец со своего места, похоже, закончив сборку арбалета.

«Ладно,— решил он,— Север слишком умен. Вот уйдет он, уведет с собой рыжекудрую насмешницу, тогда и посмотрим, что сможет ответить на те же вопросы Гана!» Ему, правда, и самому не слишком нравилась эта мысль. Если идея верна, она пробьет себе путь, несмотря ни на какие преграды. Он отчаянно гнал от себя сомнения, но чувствовал, что привычная почва уходит из-под ног.

Север стоял, держа в руках только что собранное оружие и в последний раз придирчиво проверяя все детали и соединения. Гана и Соня смотрели на арбалет с не меньшим интересом, чем его хозяин. Мурзио подошел и остановился рядом.

— Что-то особенное? — спросил он просто так, и кивнул на оружие.

Изящный приклад из полированного дерева, украшенный замысловатой резьбой, составлял единое целое с мощным, но не громоздким ложем. Лук отливал густым синим цветом, «золотая» тетива ослепительно сверкала на солнце.

— Зачем он нам? — поинтересовалась Соня.— Такие лебедки я видела только на осадных арбалетах, а этот похож на охотничий.

— Верно,— кивнул Север.— Он и по силе не уступит осадному. А нужен он нам… Чтобы перебраться через ущелье.

Зная по опыту, что Вожак всегда отвечает за свои слова, она не стала спорить, а лишь пожала плечами. Север же открыл второй футляр и, достав из него короткую арбалетную стрелу, принялся крутить рукоять. Соня не понаслышке знала, что такое взвести тяжелый арбалет, и по тому напряжению, с каким это проделывал Север, поняла, что он поскромничал, говоря о том, что собранное им оружие равно по силе осадному арбалету. Эта игрушка явно была мощнее.

— Ну и что дальше? — настороженно улыбнулась Соня.