Соня коснулась зеленоватой змейки, почти невидимой в темноте. Нить мелко дрожала. Это длилось недолго, и дрожь вдруг пропала. Все… Сорвался! Ей захотелось закричать, но вместо этого она отругала себя. Канат-то натянут. Словно откликаясь на ее мысли, веревка дрогнула и слегка провисла. Ясно, отцепился.
— Уже там,— сказала она тихо.
И без того огромные глазищи ее подруги сделались совсем круглыми, словно она не сомневалась, что Север просто решил покончить с собой, и теперь бесконечно удивлена, что этого не произошло. Жрец же закатил глаза, и его губы зашевелились, шепча душеспасительную молитву, но тут Соня отвернулась, потому что раздался шелест крыльев, и Шалло прокаркала:
— Тюки д-р-авай!
Гана, хохотнув, подняла более тяжелый из мешков. Соня тут же ухватилась за второй его край, застежка защелкнулась.
— Отпуск-р-ай!
Однако, прежде чем они успели это сделать, Шалло уселась на тюк и расправила крылья:
— Д-р-авай!
Гана от неожиданности выпустила мешок и тут же расхохоталась. Ей все это приключение казалось ужасно страшным, одновременно непередаваемо нелепым и смешным. Тюк с сидящей на нем вороной умчался в ночь, и из темноты до них донеслось затихающее:
— А-ха-ха-ха!
— Я так понимаю, это тоже шутки? — спросил подошедший Мурзио.
— Ага,— ответила Соня неуверенно.
Она и сама еще не успела привыкнуть к стремительной перемене, происшедшей с Шалло, которая долго прислушивалась к людям и вдруг резко заговорила, причем много и охотно. Впрочем, быть может, такие перемены и должны наступать внезапно? Размышляя о своем, Соня забылась и из раздумий ее вывел резкий крик.
— Тюки д-р-авай! — картаво требовала Шалло.
Соня быстро навесила оставшийся тючок и, так же хохоча, смелая птица поехала на нем к противоположному склону, где ее ждал Вожак.
— Ну вот и все,— грустно подытожила Гана.
— Перестань…— Соня ласково погладила подругу по щеке.— Что-то подсказывает мне, что у нас впереди долгий путь и множество приключений.
— Таких, как это? — спросила Гана и покачала головой.— Если так жить, то долго не протянешь.
— Ну что ты,— успокаивала ее воительница.— Просто не забывай думать о том, что случится, если…
— Что если? — не поняла Гана.
— Просто — если… Многое может произойти, но надо обдумывать свои поступки, и ничего страшного не случится.
— Ах,— вздохнула Гана.— Тебя послушать — все легко.
— Тюки д-р-авай! — нахально потребовала Шалло, и Задира возмущенно застрекотала, давая понять, что нет больше мешков — все переправили.— Сама д-р-авай! — каркнула ворона, выразительно мотнув головой в сторону темнеющего провала.
— Что значит, сама давай? — Воительница повернулась к нахалке.— Я тебе дам!
— Кар-раул! — закричала Шалло и, замахав крыльями, скрылась во тьме.
Задира вскочила хозяйке на плечо и погрозила беглянке лапкой.
Соня открыла дверцу закрепленной у пояса клеточки и погладила зверька.
— Забирайся. Завтра тебе предстоит много работы.
Задира пискнула и нырнула в переплетение кожаных ремней. Соня закрыла дверцу.
— Тебе страшно? — спросила Гана.— Я бы ни за что не согласилась прыгнуть… Туда.— Она ткнула пальцем в темноту.
— Конечно, страшно,— пожала плечами воительница.— Но страх в таких делах — первейший помощник.
— Правда?! — обрадовалась Гана.— Это хорошо. Ведь оставаться я боюсь еще больше, чем прыгать,— призналась она.
— Вот и прекрасно,— невпопад отозвалась Соня, продевая руки в петли и затягивая их на кистях. |