Через минуту она отстранилась и выпрямилась.

— Дорогая… дорогая… дорогая… — повторял он.

Она взглянула на него и не стала отводить взгляд. Он бережно привлек ее к себе и снова поцеловал. На этот раз, когда они разомкнули объятия, она встала, прошла через всю комнату, открыла коробочку миндаля и бросила несколько ядрышек себе в рот. Потом вернулась, села рядом, уставилась перед собой и наконец стрельнула глазами в его сторону.

— О чем ты думаешь, дорогая моя, милая Джозефина? — Она не ответила; он накрыл ладонями ее руки. — Тогда скажи: что ты чувствуешь?

При каждом его вдохе она слышала, как поскрипывает портупея у него на плече; она ощущала на себе взгляд его волевых, добрых, прекрасных глаз; чувствовала, как его гордая натура ищет славы, как другие ищут тихую гавань; она слышала, как в его сильном, глубоком, властном голосе зазвенел металл.

— Ничего не чувствую, — ответила она.

— Что ты хочешь сказать? — Он был поражен.

— Помоги же мне! — выкрикнула она. — Помоги!

— Не понимаю.

— Поцелуй меня еще раз.

Он так и сделал. На этот раз он отпустил ее не сразу и сверху заглянул ей в лицо.

— Что ты хочешь сказать? — настойчиво повторил он. — Выходит, ты меня не любишь?

— Я ничего не чувствую.

— Но ты же меня любила.

— Не знаю.

Он ее отпустил. Пройдя через всю комнату, она села в кресло.

— Я считаю, что ты великолепен, — выговорила она дрожащими губами.

— Но я тебя… не волную?

— Еще как волнуешь! Я целый вечер волнуюсь.

— Тогда что же, дорогая моя?

— Не знаю. Когда ты меня поцеловал, я чуть не засмеялась.

Ее затошнило от собственных слов, но отчаянная внутренняя честность заставила продолжать. Она заметила, как изменился его взгляд, заметила, что он постепенно уходит в себя.

— Помоги же мне, — повторила она.

— Как тебе помочь? Выражайся яснее. Я тебя люблю; надеялся, что и ты меня любишь. Вот и все. Если я тебе не подхожу…

— Конечно подходишь. В тебе есть все… все, о чем я мечтала. — Ее голос, обращенный внутрь, продолжил: — Но у меня уже все было.

Дайсер вскочил. Он ощущал, как ее безграничная, трагическая апатия заполняет всю комнату, и ему тоже передалось непонятное равнодушие — слишком многое из него сейчас выпарилось.

— Прощай.

— Ты не хочешь мне помочь, — не к месту прошептала она.

— Как, черт побери, я тебе помогу? — нетерпеливо бросил он. — Ты ко мне равнодушна. С этим ты ничего не сделаешь, а я — тем более. Прощай.

— Прощай.

Без сил она упала ничком на диван; к ней пришло это ужасное, ужасное понимание того обстоятельства, что старые истины верны. Растраченного не вернуть. Любовь ее жизни прошла мимо, и, заглядывая в пустую корзину, она не нашла для него ни единого цветка — ни единого. Она разрыдалась.

— Что я с собой сотворила? — простонала она. — Что я наделала? Что я наделала?

Рассказы о Гвен

Неописуемо классно

I

Брайан не совсем понимал, с какой целью к нему наведалась миссис Хэннамен. Видимо, решила проявить о нем заботу — вдовец как-никак. Уйдя со службы пораньше, он теперь поневоле выслушивал отзывы о своей дочери.

— У нее такие прекрасные манеры, — говорила миссис Хэннамен. — В наше время это редкость.