- Любовь Андреевна тут интересуется — ужин во сколько накрывать?

Что Костя мог ответить на это? Что не приедет?

— К восьми. Или к половине девятого. Работы много.

— Смотри, не задерживайся, разогретое будет не вкусно.

Не опоздал. Наверное, было вкусно, но вкуса Костя не различал. Он вообще жил как-то… частично. Не различал вкусов, не слышал многого, не замечал еще больше. Раз нельзя думать про Аню — так он весь день как проклятый пялился в цифры, колонки, строчки. На звонки отвечал Макс.

И теперь он стоит на балконе в компании отца Ани. А вот запах табачного дыма чувствуется отчего-то остро. Словно он принадлежит той части мира, где все важно.

— Знаете, Иван Валерьевич, а вы оказались правы.

— В чем это?

— Вы сказали тогда, перед поездкой… — Костя словно со стороны слышал свой голос. А говорил он медленно, будто даже неохотно или как под гипнозом. — Что Аня меня любит. Это правда. Она сама мне сказала это, там, в Испании.

— Ну что ж… — Шевцов неопределенно буркнул и дернул плечом. А Костя продолжил:

— А я ей ничего не сказал. Она мне: «Я тебя люблю, Костя». А я… я промолчал.

Иван Валерьевич крякнул и достал еще одну сигарету.

— Не знаю, почему смолчал, — так же заторможено Константин вел свою исповедь. — Думал, успею. Думал, куда торопиться. Думал, время еще есть. А теперь она лежит там и не знает… как сильно я ее люблю…

Последние слова приходилось проталкивать через горло. Там было так туго и тесно, что непонятно, как воздух проходит.

— Узнает еще! — Шевцов шлепнул ладонью по перилам. — Не может такого быть, чтобы не…. Я вот что тебе скажу, Константин, — Шевцов повернулся к Косте. Поправил ему воротник рубашки, застегнул верхнюю пуговицу. — Анька у меня — боец! Вот какой характер у моей дочери! — поднял вверх сжатый кулак. — Не может она сдаться. Обязана победить. Разговор, опять же, у вас остался… незаконченный.

Двое мужчин какое-то время смотрели друг на друга молча, а потом, не сговариваясь, вышли с балкона.

Они еще пили потом чай. О чем-то говорили — в основном Любовь Андреевна расспрашивала Константина о семье. И все это на фоне звонков в отделение. Каждый час — так они решили. И там все тот же стандартный ответ: «Без изменений». Ожидание выматывает.

К сожалению, Анина мама сменила постельное белье. Но Константин все равно не жалеет, что снова остался у Шевцовых. Один, у себя дома, он бы сошел с ума. Сейчас его дом здесь, рядом с людьми, с которыми его теперь связывают невидимые, но прочные нити.

Костя без зазрения совести порылся в шкафу и нашел Анину пижаму. Положил под голову. Так лучше.

Нет. Нет, слышишь, нет. Не смей. Не уходи, не оставляй. Я здесь, я жду тебя, я говорю с тобой.

Я тебя люблю.

* * *

На следующий день Костя поехал в больницу. Звонки звонками, а вдруг надо приехать — чтобы получить хорошие новости. Надо сказать спасибо Ивану Валерьевичу, он сообщил медперсоналу, что Константин свой, и с ним говорить про Аню можно.

Говорить с ним не отказались, но надежда на хорошие известия не оправдалась, и ничего нового снова не сообщили. А на лестнице Костя встретил лейтенанта Ефимова. Тот встрече обрадовался.

— Ну что, как там? — Ефимов кивнул головой в сторону дверей отделения.

— Все так же.

— Новостей нет?

— Нет.

Ефимов вздохнул. Привычным жестом снял форменную кепку и потер лысину.