Только троньте меня, ублюдки мелкие, загрызу.
— Не смейте трогать моего пса! — взвился твой сын.
— А как же тогда? Морочите только голову, а всё сплошной обман. Я пошла.
— Погоди, — остановил её твой сын. — Не уходи.
Он встал и направился на кухню.
— Старина Лань, ты что задумал? — воскликнула Фэнхуан.
Твой сын вышел из кухни, придерживая правой рукой средний палец левой. Между пальцами сочилась кровь.
— Старина Лань, с ума сошёл! — закричала Фэнхуан.
— Вот уж поистине сын моего второго дядюшки! — воскликнул Симэнь Хуань. — В решающий момент не подведёт.
— А ты, внебрачный ребёнок, поменьше бы языком трепал! — прикрикнула на него Фэнхуан. — Быстро тащи волшебные волосы твоей мамочки.
Симэнь Хуань бегом направился в дом и вернулся с семью длинными и толстыми прядями. Положил их на стол и поджёг. Они быстро превратились в пепел.
— Отпусти руку, старина Лань! — велела Фэнхуан, взявшись за запястье раненой руки.
Рана на пальце твоего сына была серьёзная. Фэнхуан побледнела, раскрыла рот и нахмурилась, словно ей тоже очень больно.
Симэнь Хуань сгрёб пепел со стола новенькой банкнотой и стряхнул его на рану.
— Больно? — спросила Фэнхуан.
— Нет.
— Отпусти запястье, — велел Симэнь Хуань.
— Кровью пепел смоет, — волновалась Фэнхуан.
— Успокойся, — сказал он.
— Если кровь не остановится, — с угрозой заявила она, — я тебе все твои кости собачьи поотрубаю!
— Спокойно.
Фэнхуан медленно отпустила руку.
— Ну что? — с довольным видом сказал Симэнь Хуань.
— И впрямь волшебные! — восторженно охнула Фэнхуан.
ГЛАВА 52
Цзефан и Чуньмяо делают поддельное настоящим. Тайюэ и Цзиньлун покидают этот мир вместе
Лань Цзефан, ради любви ты отказался от будущего, отказался от репутации, отказался от семьи, и хотя большинство мужей благородных отнеслись к этому с презрением, такие писатели, как Мо Янь, пели тебе хвалу. Но то, что ты не примчался на похороны матери, пренебрёг сыновним долгом, боюсь, тебе не спустит даже такой мастер толковать несостоятельные доводы, как Мо Янь.
Я не получил известия о смерти матери. После нашего побега в Сиань я жил, скрываясь как преступник. Я прекрасно понимал, что пока Пан Канмэй у власти, ни один суд не даст мне развода. А жить с Чуньмяо без развода можно было лишь вдали от родных мест. На улицах Сианя я не раз встречал знакомых земляков, хотел поздороваться, но лишь опускал голову, пряча лицо, и проходил мимо. Не раз в нашей комнатушке мы с Чуньмяо вспоминали о родных местах, о родственниках и горько плакали. Из-за любви мы бежали с родины, из-за неё же мы не можем вернуться. Сколько раз мы снимали трубку телефона и вешали её, сколько раз, бросив письмо в почтовый ящик, ждали почтальона, чтобы забрать его назад по надуманной причине!.. Все вести из родных мест поступали через Мо Яня, но он всегда сообщал лишь хорошие новости, а плохие опускал. Больше всего он боялся, что в Поднебесной не останется людей с жизненной драмой, и в нашей судьбе, похоже, черпал материал для своих произведений. И чем печальнее и запутаннее становилась наша история, чем более драматично для нас складывались обстоятельства, тем больше это соответствовало его тайным желаниям. Я не смог поехать на похороны матери, но в те дни по стечению странных обстоятельств играл роль почтительного сына.
Один из однокашников Мо Яня по писательским курсам, режиссёр, снимал телефильм о разгроме бандитов Народно-освободительной армией. |