15 января.

[…] Ян вчера вышел в первый раз после нашего приезда. Полчаса посидел на скамейке. О чем он думал?

16 января.

Вчера вечером полчаса посидела с Ивановым. […] Он говорит: «Я больше всего живу Россией, — больше, чем стихами. […] Я монархист. Считаю начало ее гибели с Первой Думы…»

27 января.

Тэффи опять хуже. Трагедия, что нет ухода. […]

31 января.

Письмо от Карповича. «Не могу сказать, как я огорчен этой историей. Я не судья Марье Самойловне. Письмо свое она, очевидно, написала сгоряча, под непосредственным впечатлением непроверенного (и как оказалось — неточного) известия». Пишет осторожно. […]

1 февраля 48.

Ночь провели плохо. У Яна кровь. Кашель. Раздражен ужасно. Всякий пустяк его волнует. […]

10 февраля.

[…] Вчера письмо от Цетлиной. Длинно и неубедительно оправдывается и извиняется о способе посылки письма. И очень кратко говорит: «по существу же насчет Вашего поступка я продолжаю думать, как и раньше…»

Вчера Иванов прочел мне письмо Зайцева, в котором он отказывает ему в членстве Союза до тех пор, пока он не оправдается от возводимых на него обвинений в дни оккупации. […]

Ночь Ян провел плохо. Кашлял. Письмо М. С. его задело и сообщение, что «результат ее письма это письма Зайцева и Веры Алексеевны».

13. II.

Сегодня мы оба сидели у Ивановых. […] мирно беседовали о Пушкине и о Лермонтове. Восхищались «Путешествием в Арзерум» и «Таманью». Иванов выше ставит Пушкина, как прозаика.

24. III.

[…] Была Екатерина Таубер. Подарила мне «Под сенью оливы». Ян хвалит ее стихи.

27. III.

Сегодня газета принесла 3 смерти: А. И. Андреева 11 марта, Мочульский 21 марта, Бердяев 23 марта.

4 апреля.

Приехала 2 апреля М. И. Балтрушайтис. Она издает стихи мужа. […] Спокойна, тихо говорит, с чувством собственного достоинства. В прошлом — богатство, почет, приемы в посольстве, драгоценности. […] Полное отсутствие у нее интересов эмиграционных. Живет своим.

Вспоминаю Балтрушайтиса в пивной Белло. Еще молодой, красный, над кружкой пива. Одиноко сидит, мрачный. Мы с Яном, съев сосиски, выпив пива, подсаживались к нему, и они начинали бесконечные разговоры на литературные темы. Ян всегда любил его, выделял из всей этой модернистической компании.

[В конце апреля Бунины вернулись в Париж:]

10 августа.

Наконец нашла эту тетрадь. […] Ян только что выкарабкался из серьезной болезни. Еще слаб, много лежит в постели. […] У него после припадка астмы образовался фокус в легких. Т® поднималась до 38®. Были тревожные дни. […] Все старались помочь, как могли.

15 августа.

[…] 2000 долларов нам не позволяют отказаться от вечера. Решили устроить его 23 октября в день рождения Яна. Он решил «рассказать кое-что о своей жизни». […]

1 октября 48.

Получила от Софочки Волконской одно письмо Ив. Ал. к Рахманинову, а другое его ко мне.