Какое счастье вновь оказаться в славной компании! Боб уже подумывал признаться, что позабыл даже ту молодую женщину... как ее по имени?.. на которой был женат, и что доктор Панчик пообещал, будто бы он в самое ближайшее время ее вспомнит. Ее и множество прочих вещей. Но к нему вернутся только добрые воспоминания. Дурные уйдут навсегда.

Взять, к примеру, эту самую женщину... как бишь ее? Ведь, как ни крути, а она не отходила от него ни на шаг (с покрасневшими глазами и улыбкой, столь широкой, что казалось, кончики ее губ вот-вот дотянутся до ушей). Она все время была рядом, называла его Бобби и прочими ласковыми именами, и все это было просто восхитительно. К тому же она не могла сдержать слез и постоянно выбегала в соседнюю комнату, а оттуда возвращалась с улыбкой на лице. Ее улыбка тоже была приятна Бобу, хотя в ней угадывались боль и печаль.

Он уже открыл было рот, чтобы рассказать о провале в памяти, в котором скрылось имя той женщины, и даже глубоко и медленно вздохнул (как неизменно делал в последние дни, прежде чем сказать что-то важное), и в этот миг вспомнил, что ему нельзя слишком распространяться о своей болезни.

«Посторонним не к чему знать, что ты позабыл об этой женщине», — говорил доктор Панчик еще вчера (или позавчера?). В общем, Боб так ничего о ней не сказал и только еще раз глубоко вздохнул. Никто ничего не заметил.

— Ну что ж, Боб, — заговорил Кенни, судорожно улыбаясь и оглядывая помещение. — Мы... э-ээ... считаем, что ты мог бы вернуться к своей работе, заняться картотекой и заполнять бланки. Ты готов?

— Конечно, — ответил Боб и еще раз улыбнулся, чувствуя себя на вершине блаженства.

Губы Кенни продолжали улыбаться, но на его лице появилось сомнение. Прищурившись, словно ослепленный сияющей улыбкой Боба, он спросил:

— Ты... э-ээ... помнишь алфавит?

— Да, конечно, — безмятежно отозвался Боб. Он находился здесь, в этом чудесном месте, в обществе славных ребят, и это наполняло его душу счастьем. — Кто ж не знает алфавита? — сказал он.

— Да-да, — ответил Кенни. — Ты прав.

«Бип», — пропищали часы Боба. Присутствующие испуганно отпрянули. Боб поднял левую руку, показал ребятам свои часы и сказал, переводя взгляд с окружавших его лиц на циферблат и обратно:

— Эти часы подарил мне доктор Панчик. Их сигнал напоминает мне о лекарстве. Пришло время принимать пилюли.

— Да-да, ты уж не забывай, — сказал Кенни.

— Конечно, — ответил Боб и, одарив своих замечательных друзей улыбкой, отправился в туалет за водой, чтобы запить свои чудесные пилюли.

— Наширялся выше крыши, — заметил Стив.

— Такие колеса на улицах Нью-Йорка стоят кучу денег! — вставил Чак. — Загнал бы их и ушел себе на пенсию.

— Оставьте парня в покое, — сказал Кенни. — Не забывайте, мы обязаны помочь Бобу вернуться в нормальное состояние.

И парни как один ответили:

— Да. Конечно. Естественно. Поможем.

Почувствовав, как в нос забирается вода, а сам он падает на дно водохранилища, Келп вытянул вверх левую руку, нажал кнопку и, наполнив ПУП воздухом, немедленно прекратил падение, потом начал подниматься и внезапно выскочил на поверхность.

Но где, в каком месте? Вокруг — сплошная чернота. Ни лодки, ни Дортмундера не видно. «Только не паниковать!» — приказал себе Келп и, подавив все возрастающее беспокойство, вылил воду из маски, натянул ее, убедился, что головной фонарь на месте, выпустил из ПУПа немножко воздуха и медленно погрузился в черную воду, словно брошенное любовное послание.