Изменить размер шрифта - +
Когда-то он был прекрасным футболистом и с тех пор научился сдерживать эмоции, знал, как заставить мозг работать наилучшим образом. Выдержка в экстремальной ситуации была залогом его успеха. Начальники ценили и уважали его, сотрудники смотрели на него с восхищением и ревнивой завистью — в зависимости от степени уверенности в себе и близости с ним. Соперники и конкуренты этой выдержки побаивались. Выдержка помогала ему продвигаться вверх по карьерной лестнице. Она сослужила ему добрую службу за недели пребывания на инопланетном корабле, недели, растянувшиеся теперь в месяцы.

Это было для него не характерно. Он забыл посмотреть на свой хронометр, когда потерял его. Самоконтроль утратил, а не хронометр. Так что потом он и сам не был уверен, когда это случилось. И как.

Он помнил только, что проснулся в ставшем обычным настроении, погулял с зевающим Джорджем по берегу перенесенного с Земли кусочка Коули, умыл озерной водой лицо и руки и сел на берегу ждать положенного завтрака. Как всегда, круглый участок почвы опустился под землю, а потом снова вынырнул на поверхность, уставленный брикетами, кубиками и цилиндрами с питьем. Может быть, вода и вывела его из себя, послужив жидким детонатором для накопившейся внутри человеческой взрывчатки. Может быть, сыграла свою роль полная, невыносимая предсказуемость происходящего. Он и сам не осознал, в чем было дело.

Как ему потом рассказал Джордж, выбрав брикет из набившего оскомину рациона, Уокер встал и что было сил пнул гору брикетов, кубиков и цилиндров в направлении коридора. Во время учебы в колледже его несколько раз специально вызывали для того, чтобы пробить штрафной удар, а ноги его не утратили былой силы. Да и вообще он находился в прекрасной физической форме. Еда и питье взвились в воздух, описывая пологую дугу. Ударившись об электрический барьер, два брикета пролетели почти до самого входа в коридор, прежде чем обуглились и с треском сгорели.

Каждый день узнаешь что-нибудь новенькое, сказал он себе, когда запах горелой еды донесся до его ноздрей. Например, брикеты виленджи не становились лучше от дальнейшей термической обработки.

— Марк, это глупо.

Уокер сумасшедшими глазами уставился на пса.

— Правильно. Я — не умный. Да и ты тоже глуп. Честно говоря, благоразумие начинает мне надоедать. Меня тошнит от роли благовоспитанного щенка. — С этими словами он нагнулся и принялся собирать с земли камни, грязь, песок, сгнившие сучья и прелые листья. Набрав горсть, он швырял все это в барьер. За барьер не могло проникнуть ничто. Органические вещества сгорали.

Ошеломленный Джордж попятился от швырявшегося землей друга. Глаза пса забегали от Уокера к большому загону и обратно. Пес громко залаял, а имплантированный в мозг Уокера транслятор услужливо перевел:

— Марк, прекрати, ты меня пугаешь!

— Заткнись! Я устал от этого, понимаешь? Я от всего этого устал!

Он плакал, слезы струились по его щекам, но он не переставая наклонялся, рыл и бросал; наклонялся, рыл и бросал.

— Я хочу выбраться отсюда! Выпустите меня! Почему вы не водите меня гулять, черт бы вас всех побрал?!

Уокер швырял камни, сучья и песок в барьер, кричал и ругался минут пять, прежде чем показались двое виленджи. Джордж заметил их первым и резво кинулся к противоположному концу кусочка Сьерра-Невады, ближе к большому загону.

— Марк, прекрати сейчас же! — жалобно взвыл он, огибая палатку. — Прошу тебя. Прекрати!

Уокер не ответил. Но, нагнувшись за следующей порцией грязи и гравия, он сам увидел незваных гостей. Они наклонились над ним, рассматривая это странное создание невыразительными лунообразными глазами, бахрома зловеще шевелилась вокруг конических черепов, хотя в воздухе не было ни ветерка. У обоих виленджи в руках были какие-то приспособления, две петли которых выступали по краям клапанов верхних конечностей, обрамленных присосками.

Быстрый переход