Вечером следующего дня Яровой уже стоял на борту судна, готовящегося к рей су на Камчатку. Рыболовецкий сейнер из камчатского колхоза направлялся на переоснастку орудий лова, чтобы через пару недель выйтина сельдяную путину. Но должен был он поначалу зайтив порт Петропавловска. Показать судно регистру  управления колхозного флота после ремонта, проведенного в Магаданском порту.

Погода стояла тихая. Но рыбаки, зная о предстоящем трехдневном переходе, почему то настороженно вглядывались в темную, словно уснувшую гладь воды.

Сейнер стоял неподвижно у причала. Морские волны бесшумно терлись спинами о бока судна. Через час оно покинет порт. А пока мотористы прогревают двигатели, проверяя их на всех режимах. Пищит, свистит, ругается рация в рубке радиста. Все возбуждены – четыре месяца не видели дома. И только корабельный кок в колпаке, похожем на молочную кастрюлю, так же равнодушно чистит рыбу. Ему все равно. Кормить людей он будет и в море, и в порту.

А вон и капитан… Здесь все зовут его кэпом. Яровой с уважением смотрит на этого человека. Да и понятно – вся жизнь его прошла на море. Вот и лицо волнами отшлифовано. Подбородок выдвинут вперед. Ох, и настырен мужик! Ох, и упрям! Скулы очерчены резко. Высокий лоб говорит об уме. Взгляд у кэпа пронизывающий, изучающий. Ходит он чуть вразвалку. Но уверенно. В рубке держится хозяином.

Старпом доложил о готовности к выходу в море. И капитан, став к штурвалу, дал прощальный гудок берегу – неписанное правило благодарности за приют.

Судно, медленно развернувшись, тихо, словно ощупью обходя другие суда, направилось в море. Оно еще спало. Но о коварном его характере знали все, кто хоть однажды в жизни видел это море не в настроении.

Но сейчас кругом царила такая тишина, что даже чайки уснули на воде. Белыми льдинками дремали на широкой морской груди.

Яровой с жадностью вдыхал незнакомый и такой необычный запах этого моря. Сколько в нем было покоя, силы! Сколько красоты– суровой, захватывающей! На него можно было смотреть неотрывно, долгими часами.

А судно, развернувшись, шло по фарватеру. Капитан внимательно следил за компасом. Вот уже и скрылся из вида Магадан. Прощай, суровая Колымская земля. Большая ты, белая, холодная. Тебя, как пургу, не обнять. Как мало тебе отпущено тепла! «Ты, словно медведь с сердцем куропатки», – грустно усмехнулся Аркадий.

Рыбаки занялись своим привычным делом. Нещадно драили палубу щетками, скребками. Смывали следы ремонта. Другие возились на корме, проверяли лебедку. А те трюм промывают. Скоро снова на лов…

Лишь Яровой спокойно стоял на палубе. Холодно. Очень холодно. Но уходить в отведенную ему каюту совсем не хотелось. Море имеет особую силу притяжения. Свою власть над человеком.

Сколько времени прошло. Яровой не знал. Лишь когда стало совсем темно, покинул палубу. Поужинав вместе с рыбаками, он ушел в свою каюту. И, согревшись, уснул.

А море стало просыпаться. Для начала легонько распрямило плечи, и пошли по темным мелким волнам белые буруны. В их завитках, резвой игривости проглянуло не озорство, не безобидная шутка, а злость. Холодная злость сильного, расчетливого зверя. Которому важна не только победа, в ней он не сомневается, а и жестокая игра: как долго продержится на сей раз… именно эта добыча?

Вздохнув сильнее, море подняло с волн своих уснувших чаек, стряхнув их, как пылинки, с могучих плеч. Те поднялись в ночное небо, закричали зло. Тревожно заметались над судном. Но и его не оставило в покое море. Подогнало под днище бокастую волну и качнуло судно ощутимо.

Шел пятый час утра. Все, кроме дизелиста, радиста и капитана, спали. Что виделось им в усталом сне? Беспокойные моря или улыбки ребятишек? Холодные, хлесткие штормы или руки любимых? Пожатье дружеских рук или согретые потом ладоней топоры и кайлы, когда, считая секунды, спасали себя и судно от гибели при обледенениях? Что снится им? Цветные сны… О, как они недолги, тяжелые сны рыбаков.